Максим Венгеров: нельзя объять необъятное

Максим Венгеров – одна из легенд современной классической музыки. Скрипач-виртуоз, дирижёр, дважды лауреат премии «Грэмми» не часто выступает на родине. Нам удалось встретиться с ним на прошедшем недавно в Ярославле IX Международном музыкальном фестивале под артистическим руководством Юрия Башмета.

Максим, как вам выступалось на фестивале?

Работать с Юрием Абрамовичем — это всегда праздник. Мы, к сожалению, не так часто встречаемся. Поскольку я в России бываю раз в год. Но когда это происходит, всегда огромная радость. Меня связывает с ним огромная дружба и теплое отношение с тех пор, когда мне было тринадцать лет. Тогда мы познакомились. Люблю его почти как родственника. Он, конечно, величайший музыкант. И, несомненно, Ярославль – это один из его ярчайших фестивалей. Подарок публике и нам, музыкантам. Мне приятно быть здесь и музицировать с этим прекрасным коллективом.

В Ярославле последний и единственный раз я был, когда мне было лет десять. Я приезжал с классом моей первой учительницы Галины Степановны Турчаниновой.

Что чувствовали выступая на сцене? Вы как-то говорили, что музыкант – медиум, он чувствует аудиторию…

Конечно очень «теплый» зал. Люди по-настоящему любят и ценят музыку. Такие места мне как музыканту, очень дороги. Мне приятно играть не только в столицах: Москве, Санкт-Петербурге, Париже и Лондоне. Ярославль — это замечательная площадка и прекрасный зал. Я играл с удовольствием.

У вас огромное количество записей, которые до сих пор не вышли. Почему они накопились?

Сейчас очень трудно с распространением. Как такого рынка дисков нет. Много говорят о выпуске виниловых пластинок, но ведь это лишь для любителей. Сейчас все выходит в диджитал-виде. Но этот рынок очень нестабильный. Постоянно что-то меняется. Вскоре я выпущу все свои записи, которые я записал в последние 5-6 лет на радио во Франции и Англии. Может быть появится своя страница в Интернете, где слушатели смогут скачивать записи в цифровом виде.

Я очень рад, что несмотря на всю сложность ситуации, мы сделали это. Многие музыканты просто перестали это делать. Два года назад я записал с оркестром радио Франции и корейским дирижером Чунг концерт Чайковского и пьесы Сен-Санса и Равеля. С Оксфордским симфоническим оркестром записал концерт Брамса и Сибелиуса. Есть у меня и пара сольных записей.

Расскажите о вашем недавнем выступлении с Вадимом Репиным, с которым вы с детства занимались у вашего учителя Захара Брона, боюсь что до этого вы не играли вместе много лет.

Последний раз мы были вместе на сцене, когда ему было 16, а мне 13 лет. Недавно в этом году в марте в Неаполе, к несчастью, скончался дирижер, меня попросили его заменить. Солистом в том концерте был Вадим, который играл концерт Бруха. Перед этим мы сыграли с ним концерт Баха. Такое было у нас возвращение в юность.

Вы говорили, что для вас музыку пишет современный китайский композитор Тан Дун. Есть такая распространенная точка зрения, что классические музыканты играют лишь музыку старых музыкантов. Судя по всему для вас это не так?

Я пытаюсь продолжать традиции моего наставника, моего учителя Мстислава Растроповича, которому была посвящена масса великих произведений выдающихся композиторов. Хочется надеяться, что в будущем появятся такие гении как Шостакович. Китаец — замечательный композитор. Жизнь, конечно, покажет насколько он гениален. Композитор и его произведения проходят тест временем — годами и даже веками. Я верю в него.

А русско-израильский композитор, выходец из Таджикистана, Беньямин Юсупов, который написал для вас концерт танго «Viola-Rock-Tango Concerto», в котором вы даже танцевали на сцене? Эта дружба продолжается?

Можно сказать это было в моей прошлой жизни. Он написал для меня замечательное произведение для альта. Юрий Абрамович Башмет тогда отметил, кстати, что ему было очень интересно слушать меня на альте. С тех пор я к альту не возвращался. Зачем это делать, когда есть такие замечательные музыканты как Башмет? Кроме того у меня есть и другие профессии, которыми я хорошо владею – я скрипач, есть дирижерская и педагогическая деятельность. Нельзя объять необъятное.

В этом году я буду впервые дирижировать оперой. Будем ставить «Евгения Онегина» в «Геликон-Опере» 17 и 19 декабря. Я очень счастлив, что именно в этом театре состоится моя оперная премьера.

Я считаю, что музыкант не должен замыкаться в рамках своей профессии и я уверен, что после того, как я продирижирую «Онегиным», я буду по-другому играть концерт Чайковского. Любой опыт переносится на мою скрипичную деятельность. Это было и с дирижированием, и с игрой на альте, и педагогической деятельностью. И когда я изучал барочную скрипку, а после нее вернулся к своей обычной, я совершенно по-другому переосмыслил Баха.

А вы мыслите музыкой или словами?

Это Мстислав Ростропович открыл для меня совсем иные горизонты в музыке, что за каждым звуком есть информация. И мы – это то, что мы думаем, не только то, что играем. Мысли материализуются посредством звуков и посредством наших действий. Естественно, когда музыкант стоит перед публикой, он прозрачен. Публика может по-разному считывать эту информацию: как музыку или как свет.

Максим, вы человек героический, вы сделали прекрасную мировую карьеру и снова вернулись на сцену после травмы 2007 года. Как вам это удалось сделать?

Знаете, это конечно, интересно для всех, но факт этой травмы сильно преувеличен. Когда случилась эта небольшая травма, мне просто нужно было остановиться на пару месяцев. Отдохнуть, позаниматься с физиотерапевтом. Это бывает у всех. Например, сейчас знаменитый пианист Ланг Ланг взял себе отпуск до июня. Может, потом продлит еще месяца на три. Из этого не нужно делать сенсации. Правда, я не был на сцене в качестве скрипача три года. Но не из-за того, что я не мог, а потому что я использовал этот шанс, чтобы постигнуть профессию дирижера. Иначе с моим концертным графиком мне не удалось бы стать профессионалом. Я учился и продолжаю это делать у Юрия Ивановича Симонова. И «Евгений Онегин» станет финальной точкой моего обучения в институте Ипполитова-Иванова. Это будет мой выпускной экзамен. Я считаю, что я правильно сделал, что взял тот тайм-аут. Я не сравниваю себя, но все же – Поганини не играл пять лет, Горовец даже двенадцать лет.

Искусство и музыка сегодня становятся прерогативой богатых. В программках рядом с именем исполнителя пишется марка скрипки, на которой он играет. То есть музыкант, играющий на копеечной скрипке, изначально в более невыгодном положении. Как вы относитесь к этой тенденции?

Во-первых, многие скрипачи сейчас играют на современных скрипках. Инструмент – это, конечно же, очень важно. Во-вторых, есть фонды, которые помогают талантливым музыкантам получить достойный их инструмент. Надеюсь, в дальнейшем и наш фонд будет помогать в этом. Он рассчитан не только на молодежь, но и на музыкантов всех возрастов. Мы будем помогать в том числе и советом, чтобы построить карьеру.

Насчет инструментов, конечно же, слушатели на моих концертах могут услышать не только гениальную музыку и меня как ее представителя, но и мой уникальный инструмент. Мне повезло, мой инструмент легендарный, сделан Страдивари в 1727 году. До меня этим инструментом обладал Крейцер. Я предпочитаю позднего Страдивари. Потому что там краски приближены к альту, более баритоновый звук.

Расскажите немного о ваших дочерях, они уже идут по стопам отца?

Страшей Лизе – пять, младшей Полине – три (заметьте дуэт Лизы и Полины из «Пиковой дамы»). Полина уже начинает делать свои первые шаги на виолончели и скрипочке. Папа занимается с ней. А Лиза играет на рояле. Очень серьезно относится к этому. Сказала недавно: «Папа я хочу быть такой как ты». «Что ты имеешь в виду?» — спросил я. «Ну посмотри, у нас же разного цвета волосы», — ответила дочь. «Зато у нас одинаковы глаза» — ответил ей я.

Увлекаетесь ли по-прежнему мотоциклом?

Можно сказать, это тоже было в прошлой жизни!

Беседовал Александр Стрига
Фото: пресс-служба IX Международного
музыкального фестиваля в Ярославле

Метка Интервью, Максим Венгеров, музыка