Найк Борзов и пустота

Найк Борзов выпустил самый философский в своей дискографии альбом «Везде и Нигде». Рок-звезда нулевых, автор знаменитой «Лошадки» теперь превыше всего ставит независимость, стремится быть текучим, как поток, и пытается не сотворить из себя кумира.

Найк, я заметил, что многие песни из нового альбома отсылают к восточной философии: «Везде и нигде в прекрасной пустоте…». Это ведь буддисты призывают наполниться пустотой, раствориться в природе, «быть нигде и везде». Тебе близка восточная философия?

Мне кажется, что это мировая философия хаоса: быть здесь – и не здесь, везде – и нигде, найти гармонию внутреннего и внешнего. Просто в западном обществе это вытеснили технологии, а на Востоке, в Азии, еще кое-где это сохранилось. На самом деле, та же индийская философия — это упрощенная ведическая культура славян. Поэтому я считаю, что это мировая философия: быть в гармонии с миром, с природой и с самим собой. Этого необходимо добиться каждому человеку на протяжении жизни, прийти к этому, чтобы не перерождаться по сотне тысяч раз.

А у тебя есть какие-то свои способы достижения гармонии?

В первую очередь — что-то делать! Делать то, что доставляет удовольствие тебе и приносит пользу другим. И тогда жизнь становится нескучной, ты все время находишься в движении. И некогда грустить. Ты не просто несешься сломя голову вместе со всеми, а как бы чуть в стороне… Ты можешь вообще пойти в любую другую сторону, потому что тебе сейчас важно быть там. Ты не должен делать то, что делают все! К тому же стадное чувство как бы освобождает от ответственности. У стада есть отмазки: «Я выполнял приказ» или «Я делал то, что делают все». Кому-то нравится так жить, и я их понимаю, но не принимаю.

Ты часто говоришь, что нужно развивать свой внутренний мир. Как ты это делаешь? Как Обломов — меж обедом и ужином?

Это естественный и постоянный, никогда не выключающийся процесс. Если взять пример из той же тибетской темы, то буддисты советуют ходить на работу разными путями, каждый день прокладывать новый маршрут: по прямой, в обход, не важно как. Это дает тебе возможность увидеть что-то новое, чего невозможно увидеть, ходя по одному и тому же маршруту, где ты знаешь каждую елку или дыру в асфальте. Я стараюсь действовать так: например, я принял решение и выстроил маршрут, но перед самым действием я могу свернуть и поехать по совершенно другой дороге только потому, что она мне покажется интереснее. И очень часто я встречаю что-то новое и неожиданное, что может дать новое направление. То есть нужно слушать свой внутренний голос и делать то, что он подсказывает. И тогда жизнь будет постоянным праздником открытий.

В начале 2000‑х ты выбрал очень странный для музыканта путь: прекратил активно заниматься музыкой. Почему?

Было реально очень много причин, почему я перестал выпускать пластинки и записывать свои сольные песни. Основная заключалась в контрактных обязательствах со звукозаписывающей компанией, которые мне не хотелось выполнять.

А я думал, что ты — как Артюр Рембо: лет до двадцати писал гениальные стихи, потом что-то такое испытал, отчего бросил поэзию и поехал в Африку торговать рабами и оружием. Получается, творческих причин в твоем молчании не было?

Нет. Песни писались на протяжении всего этого времени. Но, так сказать, звукозаписывающая компания не отпускала, и я затянул паузу на несколько лет. И как только мы расторгли договор, я сразу сел записывать пластинку «Изнутри».

Ты часто говоришь, что главное — не стоять на месте. Куда движешься ты, как изменилась твоя музыка за последние 15 лет?

Я нашел свое звучание. Возможно, это главное из того, что произошло за последние годы. Но не факт, что я останусь на этом направлении, не факт, что через год-два меня не кинет еще куда-нибудь. То есть я не собираюсь останавливаться, делать огромные паузы. Надеюсь, что следующая моя пластинка выйдет быстрее и перерыв между дисками будет не четыре года, а, может быть, полтора-два. Не буду ничего загадывать, но песни пишутся, а какие-то уже звучат в голове вместе с инструментами.

Найк, ты пристальный наблюдатель собственной души. И, как любой сочинитель, используешь для творчества разнообразные переживания, не только радостные. Ты используешь депрессию?

Конечно, но здесь главное — не увлечься: нужно держать это под контролем и не дойти до крайностей. В принципе, на начальной стадии депрессии можно осознать и адекватно оценить ее причину. А после можно либо затянуть и в конце концов убиться, либо использовать это состояние для большего погружения в анализ. Это как сублимация сексуальной энергии.

Недавно у тебя была автограф-сессия, и, говорят, расписывался ты не только на дисках, но и на выпуклых частях женских тел. Как у тебя получается так органично сочетать развитие внутреннего мира и тягу к вполне осязаемым округлостям?

Все, что естественно, то, я считаю, не безобразно. Все имеет право на существование. Понятное дело — всему свое место и время. Недопустимо материться при детях или при женщинах. Глупо разговаривать с женщиной матом, если ее от этого коробит. Мне кажется, что во всем — гармония. Гармония есть и добро и зло, и пошлое и высокое, и красивое и ужасное. В уродстве я вижу красоту — как и в красоте я вижу уродство. На мой взгляд, это естественно.

Если уж заговорили про мат — как ты относишься к закону о запрете в кино и на сцене ненормативной лексики, который вступает в силу 1 июля?

Я считаю, что законы пишутся для тех, кто не умеет жить по-человечески. Ты же не один! Ну пожалуйста, не слушай громко музыку после 11 вечера и не начинай долбить дрелью с 9 утра. Убери за своей собакой на улице. Не справляй нужду в лифте. Будь человеком! Я вообще против всякого рода законов, но понимаю, что без них начнется анархия, хаос, все друг друга поубивают, всё разворуют и будет жесть. Однако к этому закону отношусь плохо. Я считаю, что так называемый срамной язык, срамная лирика — это крутое направление в русской литературе. Подобной поэзией увлекался даже «наше все» — Пушкин. Это то же самое, что взять и запретить рисовать сердечко, проткнутое стрелочкой! Все равно будут рисовать. И будут ругаться. И будут петь матом — просто это уйдет в андеграунд и станет привлекать еще больше интереса. Станет модным. На самом деле, запрещать очень выгодно и просто — проще, чем учить людей. Проще потом их лечить вместо того, чтобы учить быть здоровыми, нормальными, трезвыми, адекватными, любящими и так далее. Проще потом мозги вправлять, операции делать, впаривать лекарства и зарабатывать на этом бабло.

Я видел тебя в спектакле Грымова в роли Курта Кобейна. Ты там кого играл? Кобейна? Себя? Или абстрактного музыканта?..

Я играл как бы историю Кобейна – но, вообще, музыкантов, которые под воздействием шоу-бизнеса, давления общественного мнения сдулись и рано умерли.

«Клуб 27»?..

Да, так называемый «Клуб 27». Я играл какой-то собирательный образ. Просто история Курта Кобейна очень показательна. И реакция общества на эту историю тоже показательна. Условно говоря, общество создает для себя героев, чтобы потом наблюдать, как они себя убивают. Это верх извращенного подсознательного цинизма. Люди сложно воспринимают что-то новое — оно их пугает, напрягает.

Что ты делаешь, когда тебя ставят в такие рамки?

А меня никто не ставит в такие рамки. Я добился того, что я сам себе хозяин: делаю то, что хочу и как хочу.

Найк, что для тебя музыка?

Это всё. Это энергия, состояние — всё вокруг! Я атмосферу вокруг воспринимаю как музыку. Проехала, например, «скорая помощь» со своей мигалкой и вписалась в бит, который у меня играет, или какой-то человек, проходя мимо машины в пробке, вписался в мою мысль — и появляется мелодия… Даже когда ты включаешь музыку на природе, то сверчки, птицы и ветер начинают звучать в тональности той музыки, которую ты слушаешь. Короче, музыка — она во всем, это нескончаемый поток.

Беседовал Алексей Черепанов
Фотографии: Владимир Мухаметчин

Метка Интервью, музыка