Портрет в Нью-Йорке

Имена Ангелины Никоновой и Ольги Дыховичной прочно ассоциируются с провокационным феминистским кино. Их нашумевший дебют «Портрет в сумерках», в котором радикально исследовалась история любви палача и жертвы, кинокритики сравнивали с «Ночным портье» Лилианы Кавани, с «Юрьевым днем» Кирилла Серебренникова. От следующей работы творческого тандема ждали нового скандала, но девушки ловко всех провели, сделав легкую комедию «Велкам хом» в жанре независимого американского кино — инди-комедии в духе Вуди Аллена и Тодда Солондза.

Актриса, режиссер документальных фильмов, телеведущая, директор кинофестиваля «2morrow/Завтра» Ольга Дыховичная рассказала Eclectic о том, куда приводят мечты, для чего нужен шок в кино и почему она пока не планирует свой игровой дебют.

Ольга, согласно вашей типологии, «есть фильмы, вызывающие сильные эмоции; есть фильмы, позволяющие пережить опыт, которого у тебя в жизни не было и не будет; а есть фильмы, заставляющие думать или наслаждаться просто тем, что ты живешь здесь и сейчас». К какой категории вы относите «Велкам хом»?

«Велкам хом» — это про «пережить тот опыт, которого у вас не было». Вряд ли у кого-то за целую жизнь получится пройти через весь набор драматических коллизий фильма: стать эмигрантом, танцевать в стрип-клубе, убегать от полиции, участвовать в армянском жертвоприношении — матахе (кстати, во время съемок наша овечка не пострадала!). Да и «стороны» любовного треугольника у нас очень необычные: девушка из Омска, британский кинорежиссер и армянский продавец ковров. Все герои выбрали Нью-Йорк как место реализации своей мечты, и кино рассказывает о том, что случится дальше. Как говорится, «бойтесь своих желаний».

В эпоху глобализации понятия «дом» и «родина» больше не определяются местом рождения человека, а наполняются смыслом им самим. Как вы считаете — что нужно, чтобы чужбина стала домом?

Как известно, человека, получившего грин-карту, в аэропорту США встречают фразой «Welcome home». Конечно, это приветствие чисто формальное и совсем не соответствует реальности. Процесс, когда тебя вырывают с корнями из родной почвы и пересаживают в другую, в любом случае не проходит безболезненно. Часть фильма мы снимали в Нью-Йорке, и я имела возможность пообщаться с нашими бывшими соотечественниками. Многие из них переезжали в США уже в достаточно зрелом возрасте, и нередко им приходилось менять профессию, в которой они состоялись на родине, и начинать все с нуля. Эмиграция — далеко не счастливый удел: скорее, это серьезнейшее испытание. Я бы сказала, Брайтон-Бич — одно из самых грустных мест на Земле, потому что люди, приехавшие из красивейших городов — Волгограда, Краснодара, Владивостока, — в итоге оказываются скованы одним вот этим районом. Это отсутствие новых впечатлений, это бульон, который давно-давно варится: из него уже все выпарилось, а он еще как-то по инерции продолжает бурлить.

А что лично для вас значит дом?

Для меня это понятие неразрывно связано с реальным домом, где я живу уже 15 лет. Его стены действительно стали родными: с ними связано так много переживаний — мои личные истории, победы и поражения… Там так много «про мою жизнь», что другой фантазии на тему «хочу домой» у меня просто нет — я вижу только свой дом.

В вашей предыдущей совместной работе с режиссером Ангелиной Никоновой — драме «Портрет в сумерках» — содержался протест против «вуайеристского» кино, радикальный отказ от зрелищности. Можно ли сказать, что в своей новой картине вы пошли навстречу зрителям и диаметрально поменяли жанр?

Да, так и есть: Ангелина Никонова изменила жанр, в котором она дебютировала как режиссер. «Велкам хом» — очень зрительская история, смешная, ироническая, легко рассказывающая о серьезных вещах. Все дело в том, что у каждого фильма свои задачи. «Портрет в сумерках» — жесткая, тяжелая драма, с откровенными сценами, вызывающими разные чувства у зрителей. Мы неслучайно определили жанр этого фильма как шок-мелодрама. Шок — это инструмент режиссера, с помощью которого он пытается как-то растормошить зрителя, дать ему повод задуматься и, возможно, переосмыслить некоторые вещи. В «Портрете в сумерках» мы искали новый способ реагирования на жестокость: это дать любовь человеку, пусть даже недостойному твоей любви. Только так можно разорвать этот бесконечный круг насилия: собака укусила хозяина, хозяин побил жену, жена побила сына, а сын побил собаку. А ведь достаточно кому-то одному вырваться из этого кольца и остановить цепную реакцию, прежде всего — человеческим сочувствием. Но так как это кино и его нужно делать зрелищным, там возникла тема страсти: именно чувственная любовь моей героини помогла остановить насилие.

По вашему мнению, как кино должно влиять на зрителя?

Как зритель я люблю, когда кино заставляет меня чувствовать, переживать и сопереживать. Я всегда больше слежу за психологией отношений, за развитием характеров, чем обращаю внимание на то, как красиво снят тот или иной кадр. Я благодарна, если режиссер дает мне возможность почувствовать жизнь совершенно незнакомого мне человека, когда к концу фильма этот герой становится мне другом, за которого я переживаю как за кого-то близкого. Для меня это развитие каких-то моих собственных душевных качеств. При этом кино необязательно должно говорить что-то о нас. Мне неинтересно про меня — мне про других интереснее. К примеру, японское или южнокорейское кино — это незнакомая нам культура, это не «о нас», а «о них», но смотришь просто завороженно. И в итоге понимаешь, как непостижим человек и его природа.

Наверное, у всех авторов есть мечта о благодарном понимающем зрителе, ради которого и стоило снимать кино. И в то же время от недополучения адекватной обратной реакции, вполне возможно, копятся и претензии к аудитории, вкусы которой ограничиваются жаждой «хлеба и зрелищ»…

Вы знаете, я как-то была во Французской синематеке в Париже, и там на большом экране показывали фильм Фрица Ланга. Весь зал состоял из школьников, смотревших такое непростое для восприятия кино — без внятной фабулы и экшена. Затем педагог читал лекцию по истории кино. Предполагаю, что из этих маленьких зрителей вырастет та аудитория, о которой мечтают все кинематографисты. Мы не требуем многого — нужно просто научиться смотреть кино без предвзятых суждений и пренебрежения. Иначе современный зритель превращается в потребителя, быстро оценивающего «продукт» по первым пяти минутам. Прежде всего нужно избавляться от этого «все ясно», ведь на самом деле – ничего не ясно: все-таки автор потратил на свое кино 2-3 года жизни (а то и вовсе 10-15 лет) — значит, ему явно есть что сказать.

Вопрос представителю профессии, в которой «зрелище» является «хлебом»: а какое зрелище для вас лучшее?

В первую очередь это когда люди виртуозно владеют своим ремеслом. Я обожаю танец: для меня это зрелище, за которым стоит многолетний труд у станка. Самое потрясающее зрелище — это профессионал за работой: когда человек находится на своем месте и преданно служит своему делу.

А как же тогда ваш призыв снимать на камеру смартфона — разве это подразумевает профессионализм?

У нас очень большая страна — и так мало фильмов. Ежегодно американский Sundance Film Festival показывает около 500 картин — это практически всё дебюты, снятые за свои деньги. Но там такая большая конкуренция, что тебе так или иначе придется заниматься ремеслом. В России выходит примерно 20 заметных фильмов в год, режиссеры расслабляются, идут на поводу у понятных вещей: грубо говоря, можно зашифровать пустоту и вообще не париться о ремесле. А когда у тебя несколько сотен конкурентов — ты вынужден ставить перед собой иную планку мастерства.

Какое кино вы считаете актуальным?

То, что опережает время. Есть авторы, каким-то образом предугадывающие реальность: как, например, Владимир Сорокин пишет «День опричника» — и его футуристическая комедия вдруг превращается в док-драму, вплоть до каких-то бытовых мелочей все точно угадывается. Так же и некоторые режиссеры обладают даром предвидения, способны уловить драматургию жизни — то, что еще не наступило, но когда-нибудь станет нашей реальностью.

Какую из сыгранных вами героинь вы назвали бы самой современной?

В фильме «2 дня» Дуни Смирновой я играю эпизодическую роль женщины из элиты общества, от которой мужчина уходит к другой — более настоящей, способной любить. Сцена встречи нашей пары длится 2-3 минуты, но за это время ты понимаешь все про отношения этих людей, про то, какой у них будет финал. Конечно, вряд ли кто-либо произносит подобные речи вслух: «Ну, не будешь ты меня любить, и я тебя не буду любить, зато мы будем жить долго и счастливо» – это из разряда кинофантазий. Однако они определенно выводят на свет внутренние монологи. Неслучайно так много людей обращают внимание на этот эпизод — особенно мужчины, «отягощенные деньгами»: они часто говорят, что эта героиня — воплощение их ночных кошмаров: с одной стороны — циничная и холодная, с другой — очень удобная, потому что знает, чтó ему нужно, и не треплет нервы по пустякам, поэтому от такой трудно отказаться. Но расплата за этот комфорт — отсутствие чувства…

Есть ли у вас в планах игровой дебют в качестве режиссера?

Ну, может, я еще 10 лет «попланирую». (Смеется.) Понимаете, какая история с кино: если у тебя внутри не стучит так, что ты не можешь этого не делать, то лучше реализовать себя в смежных профессиях — актер, продюсер. В этом смысле кино подобно архитектуре: совершенно точно лучше не пытаться строить, если осознаешь, что не можешь дышать без этого. Мне кажется, нужно быть честным с собой и понимать, можешь ты жить без этого своего авторского высказывания на экране или нет. Для Алексея Германа-старшего другой жизни – без кино – точно не существовало.

Беседовала Марина Довгер
Фото: Владимир Мухаметчин; 2morrowFilms

На фотографиях: 

1, 2 — Кадры из фильма «Велкам хом»

3 — Киношники – народ суеверный. По давней традиции режиссер должен разбить тарелку, подписанную участниками съемочной группы

4 — Режиссер картины Ангелина Никонова (справа) на съемочной площадке

Метка кино