Андроник Абовьянц: «Правильно» - это очень скучно

Андроник Абовьянц родился в Самарканде в семье художников, скульпторов и рестораторов. Дед, дядя, а также двоюродные сестры Андроника – художники и архитекторы. Древняя культура, космополитичный дух города, буйство его ярких красок и, несомненно, творческая атмосфера семьи художника повлияли на выбор тематики его работ и художественное видение.
По словам самого художника, его рисунки про «кайф» – это главное. Красота женщины для мужчины – «кайф», слегка нетрезвое сознание – «кайф». Приколоться над общественной моралью или «устаканенностью» – «кайф». Подколоть стереотип – «кайф». Так что он с удовольствием делится этим состоянием со зрителем.

Начну сразу в лоб: как вы относитесь к творчеству Марка Шагала, Фриды Кало, Поля Гогена и Анри Матисса? Когда я смотрю на ваши работы, у меня возникает четкая ассоциация с этими художниками. И Кало, и Гоген – это этника, экзотика, яркий колорит. Насколько сильно влияние этих художников в вашем творчестве?

Мне льстит ваше сравнение с Шагалом, Гогеном, Матиссом, даже частичное. Мне кажется, по характеру и по технике мне ближе другие: наибольшее влияние на меня оказали Нико Пиросмани, Мартирос Сарьян. По форме — Пиросмани, по сочетанию цвета — Сарьян.

Думаю, что художественной манере, принятой в армянской или грузинской культурах, свойственна своя палитра цвета, свой цивилизационный этнический взгляд в представлении персонажей. 

Что касается моего собственного колорита — выбор цвета, в первую очередь обуславливается именно характером автора. В моих рисунках находят выражение черты моего характера, впитавшего впечатления из детства. Куча «скриншотов» этого времени в голове. Вторым по значимости фактором влияния считаю место рождения.

Я родился в Самарканде, в городе, где до сих пор очень чувствуется пыль древности. Культурный центр Азии. Этот город поддержал и усилил мою любовь к ярким и чистым цветам – белый, желтый, голубой. Это врезается в память и никогда никуда не уходит.

В Самарканде находится огромное количество архитектурных памятников, и каждый из них совершенно дивно расписан — голубая лазурь, к примеру, так за сотни лет и не потеряла своей яркости. Золото зноя, сотни оттенков зелени деревьев и синевы неба, колоритные человеческие персонажи всех мастей и народностей. Все это влияло и формировало мою собственную цветовую палитру.

То есть и характер, и этническая (цивилизационная принадлежность) человека, и ареал взросления и проживания совместно участвуют в становлении художественного вкуса.

Если цвета рассказывают о характере, то как бы вы описали свой? Вы гармоничный человек или скорее противоречивый?

Я стремлюсь к гармонии всеми силами. Внешне я абсолютный интроверт и лентяй и, может, я уравновешиваюсь в экспрессивных всплесках в творчестве. Люблю большие, неаккуратные мазки, сочные цвета, ясные формы. Так что, я — и противоречивый, и стремящийся к гармонии. Я как красный и синий, пытающийся стать царственно пурпурным, но любящий и нежелающий потерять свои красный и синий.

Каким образом яркий колорит, эмоциональные всплески коррелируются с мотивами восточных культур и религий? В буддизме  эмоции – это то, что подлежит контролю. Одна из ваших картин — принтов называется «Левитация с мудрами», и они опять же изображены на платке. Как сочетается такая цветовая экспрессия со сдержанностью и невозмутимостью Востока?

Люблю философию, исследовать и сравнивать религиозные системы. Мне, наверное, ближе всего, даосизм. При всей его аллегоричности, этот подход очень математичен: делай то-то – произойдет это, поступай так-то – жди следующее. Все последовательно – прямо жизненные формулы.

Колорит, эмоции, яркость цвета и причудливость форм не отрицает сдержанность и невозмутимость. Самое главное, чтоб все частицы графики или рисунка, на холсте или на шелке, были в гармонии между собой.

Что же касается платков и рисунков — это разные аватары моего креатива или каналы моего творчества. И мотивы восточных культур в дизайнах платков — это одна из серий, всего лишь.

Вообще, есть три канала, куда я выплескиваю свою творческую энергию. Первый – наиболее повседневный, это мой рабочий дизайнерский лейбл. Второй – более ироничный и фановый, это мои рисунки. Рисунки – это другая сторона меня, которая любит выпить, любит оттянуться. Повседневная, веселая, яркая, человеческая сторона  — совсем не та, что жаждет покоя, подумать о вечности и о том, как же нам всем выбраться из Сансары (смеется). А третий, наиболее серьезный и глубинный для меня, где я выражаю свои мысли и умозрение – это платки. Я хочу, чтобы люди носили на себе не просто шелковые тряпочки, где изображены лютики — цветочки — пейсли — тигры — леопарды, а все же нечто осмысленное, в чем заключена творческая и духовная сила, близкая их мыслям, желаниям, чувствам, самой сущности. Тем, кто интересуется восточной культурой, понравятся платки с мудрами или какими-то другими философскими символами Востока. Тяготеющий к христианству скорее выберет платок с армянской христианской книжной символикой, например.

А сами вы используете мудры?

Да, использую. И они работают. В принципе, все работает, если регулярно практиковать. Это правило накопительного эффекта. Когда мы болеем, чтобы выздороветь от недуга, мы принимаем лекарство, причем принимаем его курсом, регулярно, а не один раз пару таблеток. Так и здесь, только недуг – это вся наша жизнь.

И для улучшения качества жизни и более полного понимания смысла своей собственной жизни есть множество других практик.

Для вас «правильно» — это скучно?

«Правильно» — это очень скучно! И самое главное – это неправда. Откуда взялась убежденность, что все вокруг должно быть правильно симметричным, «аккуратно причёсанным», четко выверенным и ровным? Мир вокруг нас совсем не такой. Может эта установка зародилась в те времена, когда художников нанимали рисовать портреты богачей и аристократов, которые, естественно, желали увидеть себя в парадно-идеализированном виде. Идеальное освещение, шикарное облачение, важная поза… Сейчас все иначе: каждый человек может заниматься творчеством – рисовать, шить, петь, лепить. Свобода делать все, что он хочет и рисовать мир таким, каким человек его видит. Я не вижу мир ровным и причесанным на пробор – я вижу его кривым-косым, лохматым и небритым. А иногда и с перегаром. И для меня важно то, как и что я вижу сейчас перед собой.

Лично мне очень импонирует такой подход. Асимметрия, легкая дисгармоничность – это то, что придает живость, своеобразие, ту самую изюминку. Об этом, собственно, говорил еще Пикассо, и все же и сегодня многие критикуют неакадемическую живопись. Среднестатистический зритель ставит главным критерием реализма – «чтобы было очень похоже нарисовано». Вы как художник как к этому относитесь?

Про асимметрию, анатомию и прочее. Я связываю такие требования с уровнем образования и развития вкуса человека, общества. Кто-то несколько ограниченный в понимании искусства или скажем так, среднестатистический консерватор, хочет видеть перед собой понятное, похожее на реальность изображение. Человек, так человек или чтоб дерево, как дерево. Но если отклонится от этой среднестатистической точки зрения, становится ясно, что подобный взгляд на вещи очень узок – такой человек подобен беговой лошади в шорах.

С расширением кругозора меняются и критерии «нравится/не нравится». За последние 200-300 лет процент образованных людей растет, вместе с этим появляются и новые стили в искусстве, а ведь когда-то их совсем не было.

Что касается реализма, думаю, для нас актуальнее уже стал художественный гиперреализм, вот если рисовать правильно и реалистично, то — высшей степени реалистично. Этот стиль — кульминация реализма. Давайте все так рисовать?

Но моя лень тут же подсказывает — когда художник творит настолько искусно и правдоподобно, это уже соревнование с фототехникой и здесь встает вопрос, а стоит ли вообще рисовать так, если я могу сделать постановочное фото, где изображение будет точнее, лучше, да и получу его гораздо быстрее. На мой взгляд, не стоит циклиться на анатомической правильности, обязательной симметрии. В рисунке важно нечто иное. Не всегда видимое сразу — настроение.

Про понимание. Современное искусство критикуют за то, что его «сложно понять».

Его не сложно понимать, если нет каких-то фиксированных правил понимания. Надо  понимать по-разному. В произведение заложена лишь отправная и конечная точка мысли, чувств. И авторская позиция здесь лишь один из вариантов пути от и до. Мы не сможем наверняка вычленить то, что же «хотел сказать автор» — у каждого всегда будет свой вариант или сценарий, свое понимание сюжета. Коммуникация между художником и зрителем всегда есть. Просто важна степень прорисованности, проработки такого «мостика» коммуникации. Возьмем мой рисунок «Чай с подогревом». Самый базовый посыл, который я хотел передать другому человеку – в жизни есть удовольствие, кайф. Он тебя ждет. Некая приятная эмоция. А дальше эта эмоция начинает приобретать больший набор оттенков – где-то гедонизм, где-то чувственность, эротоманство, а возможно, даже похотливость. Главное понять самую глубинную мысль, основной посыл, отправную и конечную точку, а надстройки или варианты пути «от и до» – они будут у каждого свои. В меру испорченности.

То есть, большая свобода самовыражения и интерпретаций – это хорошо?

Это всегда хорошо. Зачем загонять зрителя или автора в рамки?

Откуда в вас это желание возразить, разрушить стереотип? В чем истоки формирования такого прямо-таки, мятежного духа?

Да, что-то такое бунтарское во мне сидит. Но мне кажется, это вообще свойственно нашему поколению – тем, кому от 35 до 45 лет.

Что для вас ваше творчество? Насыщенный колорит сочных, спелых, местами даже «вкусных» сочетаний – цените ли вы тот гедонизм, что изображаете? Или действительно способны взять и легко удалить целую серию картин-принтов, если они вам не любы?

Творчество, рисунок — для меня это самовыражение, реализация себя. Таким путем.

Да, действительно, по прошествии нескольких лет для меня ничего не стоит удалить почти целиком всю серию рисунков, оставив лишь те, которые выдерживают испытание времени и моей переоценки. Бывает так, что спустя 5 лет после создания серии принтов, я понимаю, что могу оставить из всей серии, состоящей из 5-6 рисунков, только один принт «Падре», или один принт «Опаздывающие барабанщики». И я оставляю его – остальные же уничтожаю.

Знаю, что многие из художников — перфекционистов сжигают свои картины, так как не хотят, чтобы кто-то увидел их неудачные работы. Причем, «неудачные» — это его собственная оценка, друзья и близкие могут быть в восторге, но если самому автору произведение не по душе – лучше с ним расстаться.

А не жалко так взять и навсегда удалить то, что сам создал? Ведь в них вложена часть души, много сил, времени, наконец…

Конечно, жаль. Но с другой стороны, твои работы – это твой след. Здесь ты сам решаешь, можешь оставить после себя много работ на «2» или одну, но на «4 +».

А на основе чего выносится оценка? Только лишь преференций «нравится-не нравится» или же есть еще и какие-то профессионально-качественные критерии?

Каких-то специальных профессиональных критериев оценки нет. Главную оценку даю сам. Стараюсь быть объективным. Это не просто. Спасает то, что я стою вне профессионального художественного сообщества: у меня нет профессионального художественного образования – я самоучка. Мне кажется, это дает возможность быть чуточку более объективным, приземленным, нежели профессиональный художник или критик. А еще стараюсь не принимать окончательных решений на основе мнений близких или друзей. Они могут быть пристрастны из-за своей субъективной симпатии ко мне.

То есть вы придерживаетесь принципа «если другие не верят в тебя, то с этим еще можно, что-то сделать, а вот если ты сам в себя не веришь, то точно ничего не добьешься»?

Абсолютно верно.

А какие из работ вами любимы больше всего?

Почти за каждым моим рисунком стоит какая-то история. Рисунок «Опаздывающие барабанщики» родился из случая, когда я был на экскурсии в одном армянском горном церковном комплексе, и в главном соборе в это время шло венчание. По сценарию, свадебная процессия должна была выйти из церкви и их встретят с музыкой, а музыканты не могли начать играть, потому что барабанщики еще не явились, опаздывали, потому что их «шестерка» сломалась где-то внизу. И так все стояли и ждали, пока барабанщики поднимутся в гору пешком: жених и невеста – мариновались внутри в духоте, а мы поджаривались снаружи как на каменном грилле. Когда я вернулся домой, у меня руки чесались начать этот рисунок.

Есть моменты, которые нельзя сфотографировать. Они растянуты во времени и в пространстве. Фотография тут бессильна. Вот эта ниша для рисунка.

«Тоска синяя» нравится многим своей сочностью цвета, даже некоторой экзотичностью.  Этот рисунок я нарисовал буквально за ночь. Серый февральский день в серой Москве, наполненной серым снегом, по которому ездят серые машины под серым небом (смеется). Для меня это был заряд бодрости, глоток свежего морского воздуха, как мираж жаждущего в пустыне. Этакий способ визуализировать желание постоянно чистого синего неба. И моря. И виски. Или ром.

В рисунках «Чай с подогревом», «Опаздывающие барабанщики», «Подвал с приведениями» название меняет смысл самого изображения. Какое значение для восприятия рисунка, имеет его название – это просто завершающий штрих или же определяющая смысл деталь?

Название и сам рисунок тесно взаимосвязаны – один без другого могут существовать лишь в неполном виде. Кончено, для художника «картинка» важнее, но только с названием она может стать завершенной. В голове рождается образ, сюжет – а параллельно с ним выкристаллизовывается и название. Может быть, сказываются издержки профессии, ведь когда работаешь над айдентикой, думаешь и над графическим образом и над текстовой формой. Публикуя свои рисунки в соцсетях, стараюсь к каждой работе написать небольшое либретто, в котором рассказываю историю картинки, что я хотел рассказать с её помощью. По отзывам я знаю, что это помогает восприятию и с описанием рисунки нравятся еще больше.

На рисунке «Подвал с приведениями» приведения – это винные кувшины, что когда-то жили в этом подвале. Мы живем в нашем человеческом мире и порой забываем, что есть другие миры, которые можно оживить. Это уже небольшой сюр. Мир бутылок – это ведь  целая Вселенная! Бутылки (а шире – емкости) окружают нас повсюду, между ними есть определенные отношения, мне интересно передать такой сюр в моих картинах – тут и прямая зависимость потребления алкоголя с процессом взросления или старения, и отношения рюмок, бутылок стаканов и прочей кухонной стеклянной утвари  между собой.

Давайте представим, что в реальной жизни продавщицы арбузов  выглядели бы, как девушки на ваших картинах? Было бы это хорошо или плохо?

Это было бы замечательно! Думаю, что объем продаж арбузов резко бы увеличился. Волгоградская и Астраханская области заработали бы денег на полную катушку. Да и людям было бы приятнее покупать арбузы и дыни! Вообще, для меня женщины – это либо ангелы, либо… либо, как на картине «El Diablo». Но они определенно одно из лучших творений, что существуют на свете.

Беседовала Полина Горбачева
Фото из личного архива автора

Метка Андроник Абовьянц, выставка, Интервью, художник