Поперек на линованной бумаге

Молодая выпускница Лондонского университета искусств снимает прима-балерину Большого театра Евгению Образцову в технике «мокрого коллодия». На «старинку» — амбротип — неожиданно выстраивается очередь. Презентация в арт-галерее «Три века», затем выставки в МИД, Метрополе и в Музее Ар Деко. «Вечный отпечаток» в отличие от плёнки и цифры не выцветает и не теряет в пикселях. А чем он привлекает фотографа? Трудоемкой и рискованной техникой в Москве и мире владеют редкие специалисты…

Амбротип неповторим — темноватый, с характерными потеками и пятнышками, сколько в этом от художника?

70% того, что получается, ты не контролируешь. Просто в определенный момент оказываешься в определенном месте с определенным человеком, и твое дело — поставить свет и замешать свои химикаты (даже если они не так сработают). А дальше уже происходит магия. Когда человек 8 секунд своей жизни отдает в эту коробочку, где я все вижу вверх ногами в зеркальном отражении, и мозг работает в зазеркалье (так Льюис Кэрролл, наверное, снимал Алису Лидделл). В лаборатории при свете красной лампочки — не дай бог проникнет обычный свет — ты синтезируешь стекло и на все манипуляции у тебя ровно 10 минут, весь принцип в том, чтобы успеть сделать отпечаток, пока химикаты не высохли. Уникальность такого отпечатка в том, что даже через 300 лет этот снимок будет выглядеть так же. Шотландец Федерик Скот Арчер открыл этот процесс в 1851 году, и с тех пор все отпечатки дошли до нашего времени неизменными, они не темнеют и единственное, что на них может повлиять — это физическое уничтожение (разбить стекло или погнуть пластину). Помимо стекла, амбротипы можно печатать и на тонкой алюминиевой пластине — они называются tintype.

Расскажи, как у тебя начался этот роман с мокрым коллодием?

На самом деле я, как ты, хотела стать журналистом. В РУДН поступила на журналистику, проучилась два года и поняла, что всё … а поступила туда, потому что это был единственный институт с фотокурсом (меня привлекал романтизм профессии). Как только фотокурс закончился — мой интерес к журналистике пропал. И, недолго думая, поехала в Питер. Тогда мне казалось, что андеграунд — это неотъемлемая часть жизни творческого человека, и я сразу познакомилась с парнем из панк-рок группы, а дальше всё как в фильме «Сид и Нэнси». Тоже начала немного заниматься музыкой, на барабанах, электронике, думала, что фотография — это пройденный этап. В конечном итоге, потому что отношения были тяжёлые, погрузила все вещи в грузовичок и вернулась в Москву. Погоревала где-то месяц, смотрю случайно в интернете — набор в Лондонский университет искусств. Думаю — была не была! Музыку им свою поставила, два трека, были записаны видеоролики, фотографии — сидят, смотрят — приняли. Но язык-то я не знала. И отправилась учить язык в Австралию. Gold Coast называлось побережье, место, где я жила — Serfers Paradise, а остров — Paradise Island: всё о рае. Я поверить не могла. Перелёт очень длинный — 27 часов, я вхожу в номер, открываю дверь — тут океан, там небоскрёбы, красота до слёз. На этой волне, катаясь на серфе, я выучила язык примерно за 6 месяцев. Ещё через два сдала экзамен. И тут стала происходить очередная магия. Во-первых, я не попала на тот факультет, на который хотела — вместо арт-фотографии меня отправили на моду. Из-за того, что я год потратила на язык, место было занято другим абитуриентом, и случилось такое испытание. Три с половиной года в компании людей, которые мечтают стать модными фотографами. Это было смешно, потому что 90 процентов студентов учили моду, а не фотографию. На курсе было только 2 человека, которые постоянно снимали на пленку, все остальные упорно хвастались canon 5d. А я же по року, всё отрицаю, какие там фифы. Но меня направляют именно туда, и три года муштруют. Амбротип, эта техника, думаю, родилась внутри меня как протест тому, чему меня учили: определённый тип моделей, определённые правила в трендах, ретушь, работа со стилистами, визажистами, фотошоп, а где здесь фотография? Где диалог, который ты строишь со зрителем? Нет, я не спорю, мода очень мощный инструмент для фотографа, особенно, если есть возможность использовать авангардные формы в композиции. Но, я считаю, тренд — такое понятие, пока ты попал — ты на волне, а что потом? История художника, на мой взгляд, в том, чтобы создавать вечное. Амбротип как раз и переводится как «вечный отпечаток».

Эту технику на курсе «Мода» не давали?

На моем курсе это сочли немодным и несовременным. Я же увлекалась историческими процессами — это начало-середина 20 века. Выдержка —  твоя рука, никаких кнопок. Тренога большая, на нее ставишь карданную камеру, и для каждого кадра по 4 минуты синтезируешь пластинку в серебре. У меня сегодня, например, химикаты не сработали: просинтезировала, начинаю поливать водой и картинка просто смывается:  вместо двухсолевого коллодия трехсолевой замешали, возможно, вода попала. Вот тебе мой фэшн.

А где ты этому научилась?

Как-то раз, в свободное время — я забила тогда на Университет, не ходила две недели и перестала работать у знаменитого фотографа Марка Лебона (британский журнал I-D и мн.др.) — его уволили из Университета отчасти из-за меня, так как нельзя было работать с теми, кого учишь. Так вот в свободное время я как-то зашла в лабораторию Double Negative Darkroom – там можно было плёночки печатать, чем я собственно и занималась, и вижу — лежит маленькая металлическая пластинка и на ней — серебряный отпечаток. Хочу! Выпытала, кто был  человек, который это чудо создал — а это был John Brewer, человек с биполярным расстройством из Манчестера. Я с ним связалась и сначала он ни в какую: «Не буду учить — это моя тема». Потом оказалось, что он преподаёт, только не в Лондоне, а в Манчестере. Приехала я к нему, остановилась в гостинице «Великобритания», в самом сердце, в башенке единственной жила, здорово. Приехала на два дня, а в итоге он оказался так мил, что осталась на три — он мне показал еще и цианотипию и гамбихромат. Мы очень поладили, и он сказал что, уезжает в Оксфорд, оставил мне ключи от своей студии — «Жене передай».

Кристина Милославская Молодая выпускница курса моды Лондонского университета искусств и огромная поклонница арт-съемки, особенно исторического направления (начало-середина 20 века). В портфолио: прима- балерина Большого театра Евгения Образцова в технике «мокрого коллодия». Презентация в арт-галерее «Три века», выставки в МИД, Метрополе и в Музее Ар Деко.  Владеет как редкими трудоемкими и рискованными техниками съемки (подводной съемкой, съемкой с карданной камеры), так и современной цифровой фотографией. Групповые композиции и портреты Кристины обещают быть не просто гламурными, но и по-настоящему авторскими.

Твой диплом в итоге был посвящён амбротипу и танцам?

Балет и танцоры меня с диплома преследуют. Почему-то мне захотелось вернуться в Россию, в Санкт-Петербург и сделать его с друзьями, которые танцуют Contemporary Ballet Dance, пришлось их переодеть, правда, сделать погламурнее. Но моя цель была использовать только российских дизайнеров и моделей. Здорово было оставить наш след.  Диплом был сдан, как говорится, со снижением за несовременность. Сейчас у меня балет больше с цифрой ассоциируется, ведь это движение, хочется, чтобы пудра летела на фото во все стороны, а в технике амбротипа чему лететь?

Были смешные случаи на съемках?

Однажды я делала съёмку на мосту и чернокожего парня одела в белый костюм и покрасила его лицо в белый грим. Так вот картина: я в середине моста — передо мной собор святого Петра, позади галерея ТЭЙТ, а вокруг очередь — Святой Пётр пришёл!

Твои работы сейчас в Музее Ар Деко, ты относишь себя к этому направлению, резонируешь с ним?

Когда я туда только зашла со своим балетом, там во всю стену огромный про Дягилева текст, ведь в ту эпоху как раз балерин и снимали на амбротипы. И большая часть того, что они тогда делали, для меня загадка. Люди любят раскладывать по полочкам, какой стиль, что есть гламур, что есть винтаж, а художнику важно просто творить, выражать, продолжать диалог. Ведь визуальный язык так же, как и любой другой, состоит из символов. В наше время, когда на каждом углу слышишь «постмодернизм», «глобализация», ты только убеждаешься, что все больше людей смогут понимать твой код… Но как я могу не резонировать с ар-деко, его линиями? С Женей Образцовой у нас получилось нечто оригинальное, но в духе Дягилева. Я абсолютно уверена, что мы смогли воссоздать эпоху модерна, и это большая победа. Музей прекрасен и особенно прекрасные люди, которые там работают, влюбленные в свое дело. Специально для них — музея и галереи «Арт-лето» я сделала проект с подводным танцем, немного другая история, но тоже выглядит магически. Кстати, эта подводная съемка — тот самый пример моего видения моды в фотографии.

Что тебя вдохновляет сейчас, ближайшие планы?

Меня вдохновляют прерафаэлиты, женственность, нетронутая концепциями. И я в поиске своего идеала. Сейчас я много работаю с вуалью. Лица, глаза стараюсь закрывать, ухожу от идентичности. Вчера в мастерскую зашла, смотрю — маска зайчика на полу валяется, откуда там маска? А я как раз накануне думала, где взять маску… Работаю над обнажённой натурой. Ранее я делала это только однажды, со своей подругой — проституткой из Польши. Она все это любила и делала с удовольствием.

Повезло с моделью, без комплексов.

Абсолютно без комплексов, гениальный человек, очень умная, начитанная. Чтобы быть в этой профессии, нужно быть либо очень тупым человеком, либо очень умным и сильным. Она относится ко второй категории. Полгода занимается своим делом, она жрица любви, в тантрической традиции. На полгода уезжает в Индию карму чистить. Я плакала, когда узнала, что ее изнасиловали, но что делать — ее выбор. А после обнажённой натуры я немножечко в сторону цирка смотрю, хотя у меня есть заказ из голландской галереи опять о балете. Ну, и еще — портреты. Я очень люблю людей. Что бы ни происходило в этой жизни, я знаю, когда любишь — даже на обиду смотришь: так было нужно.

Профессия фотографа в чем-то похожа на профессию режиссера: ты задаешь человеку определенное состояние?

Иногда я, честно говоря, боюсь его спугнуть. Такое иногда отчаяние, печаль в глазах, интересно погрузиться. Но чаще мои съёмки четко продуманы, создаю план еще до съёмки, визуализацию идеи. Магия — она уже в процессе.

Тебе интересно погружаться в печаль?

А разве искусство о радости? Я же не рекламный фотограф. Печаль, да, должна быть с надеждой, как в Симфонии №10 Густава Малера, дирижёра, одного из крутейших симфонистов XX века, чтобы не убивала. Главное — диалог со зрителем — чтобы он смотрел, и внутри что-то откликалось. Это даже не диалог художника со зрителем, художник уже сказал, а зрителя со зрителем — между тобой и тем, что ты внутри себя не осознаешь. Когда мне плохо, например, я закрываю глаза и вижу кусочек Австралии, он меня успокаивает, так же с искусством, человек начинает смотреть на мир через эту призму. И тогда после грусти следует радость. Тем более если грусть красиво, эстетически подана. Человек уже везде привыкает видеть и искать красивое. Даже в уродливом и грустном.

А у тебя есть какая-то фраза, которая вроде австралийского вида, поддерживает тебя на пути?

Да, это — как в песне у Deep Purple «Love Conquers All» (любовь победит всё). И еще у меня есть татуировка из «451 по Фаренгейту»: «Если тебе дают линованную бумагу — пиши поперёк»

Ты согласна, что любовь — это работа, а работа — это любовь?

Однозначно. Но тут нет смысла бороться, это должно само прийти, как в моей истории — сколько я ни пыталась с музыкой, журналистикой, моё настоящее — фотография, амбротип.

Алена Михайлова
Фото: архив героя

Метка Интервью, искусство, фото