17-й год. Свержение элит

17-й перевернул всё с ног на голову. Звезды эстрады, телеведущие, политики, все те, кто привык считать себя элитой стали подражать простым ребятам из интернета. Точнее это раньше они были простыми. Теперь они диктуют тренды и задают тон, а представители элитарных кругов понимают, что они многое упустили. Эфиры, рейтинги, награды оказались гораздо менее значимыми в общей картине российской действительности.

Но если телевидение и эстрада реагируют на всё достаточно быстро, то кино всегда отстает. Причина очевидна. Создание фильма — процесс длительный. И если сегодня та или иная тема вызывает у зрителя интерес, то через год или два, когда фильм выйдет, она будет морально устаревшей. Да и вообще, в кино гнаться за злободневными темами – это дурной тон. Конечно, не все кинопродюсеры это признают, так что через какое-то время мы наверняка увидим нелепые попытки воссоздать «хайп» 2017-го.

Но гораздо важнее сегодня поговорить не о том, как сегодняшние информационные поводы повлияют на тематику завтрашних фильмов, а о том, как глобальные процессы, которые кроются за ними, изменят само российское киноискусство.

Летом 1959 году французский кинокритик Жан-Люк Годар, устав от «папиного кино», взял камеру, нескольких друзей, включая молодого актера Жан-Поля Бельмондо и кинокритика Франсуа Трюфо, и снял буквально «на коленке» фильм «На последнем дыхании». Годар осознано нарушал все законы – от законов кино, до административных законов Парижа. Во время съемок уличных сцен камеру прятали от полиции, оператора катали на инвалидной коляске, чтобы сделать альтернативу съемки с «тележки», удивленные прохожие заглядывали в объектив, а Годар и Трюфо писали подобие сценария, отдавая диалоги и монологи на импровизацию актерам.

Об этой картине и её влиянии на мировую, в том числе Голливудскую киноиндустрию, можно говорить вечно. Рванный, и нарочито небрежный, фильм стал одним из ключевых в истории кино, повлияв на целое поколение американских режиссеров, включая Мартина Скорсезе и Фрэнсиса-Форда Копполу, а отсылки к его эстетике есть даже в современных голливудских блокбастерах.
Помимо собственных творческих амбиций Годар преследовал еще одну цель – доказать, что элитарное самосознание кинематографического сообщества является губительным. Ему хотелось демократизировать кино, доказать, что самая простая, и, с первого взгляда, даже примитивная тематика совсем необязательно должна относиться к низкому жанру.

Время от времени в культуре происходят явления подобного характера. Кто-то хочет нового. Кто-то новое дает. И все это порождает пассионарные вспышки, влекущие за собой появления новых жанров, течений, стилей и даже альтернативных видов искусства.

И почти всегда публику привлекали изменения, которые приводили к упрощению процесса, ведь самый активный зритель – это человек, который стремится к собственной творческой реализации, пусть даже на подсознательном уровне. В данном случае он способен поставить себя не только на место героя фильма, но и на место его создателя. Ему кажется, что «он смог бы также» и эта мысль успокаивает его, даже если это впечатление абсолютно обманчиво.

К тому же, подобные изменения почти всегда предполагают какие-то упрощения, и быстро становятся трендом у молодых авторов, не имеющих крепкого бюджета и возможности тратить на творчество много времени, в связи с тем, что оно все еще не является источником доходов. «Давайте снимать без профессионального света», «Давайте снимать без сценария», «Давайте всё отрепетируем и снимем одним кадром на любительскую камеру», «Давайте снимем фильм в форме обычной беседы или интервью».

Подобных опытов в истории кино было очень много. Желание, идеи и обрезки пленки, собранные по сочувствующим знакомым, задействованным в киноиндустрии, одних приводили к созданию настоящих кино-откровений, а других к пониманию того, что про кино можно забыть, а фильм, пылящийся в гараже, когда-нибудь найдут дети и умилятся этим наивным экспериментам.

Судьба фильмов и их создателей определялась участием в кинофестивалях, оценками критиков и заинтересованностью прокатчиков. Из этого притягательного минимализма появлялись как знаковые режиссеры, со временем занимающие режиссерские кресла на студийных блокбастерах, так и культовые авторы, несущие заданный в этих ранних работах стиль. Этот путь прошли совершенно разные режиссеры, от Стивена Спилберга с его снятым на каникулах короткометражным фильмом «Эмблин», до Джима Джармуша с его полнометражным дебютом «Отпуск без конца», бюджет которого составлял примерно 15 тысяч долларов.

В Советском Союзе же, эта схема не работала. Кино было государственным, и чтобы стать режиссером необходимо было отучиться в киноинституте, желательно во ВГИКе, и желательно у мастера, который мог бы помочь с дальнейшим трудоустройством на всесоюзных киностудиях. Так это происходило, например, со студентами Михаила Ромма, который поспособствовал карьерному продвижению самых разных режиссеров, от Эльдара Рязанова до Андрея Тарковского.

Бунтарство и новаторство, несмотря на жесткий контроль было не редкостью, но начиналось оно, в отличие от Голливуда, не на творческом старте режиссеров, а позже, после нескольких работ, которые устраивали функционеров.

В конце девяностых, в начале нулевых, стало появляться новое поколение кинорежиссеров. Кто-то приходил из рекламы, кто-то из других профессий. Бывший актер Андрей Звягинцев, представил в 2003 году свой режиссерский полнометражный дебют «Возвращение», с которым ворвался не только в мир киноискусства, но и на кинорынок – картина была очень успешна в прокате. Бывший театральный художник-декоратор и рекламный режиссер Тимур Бекмамбетов спустя год выпустил хит проката «Ночной Дозор». Успех этих фильмов, как и «живучесть» и легкость низкобюджетных картин от «Прогулки» Алексея Учителя до «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова, вдохновлял множество молодых и талантливых людей в России. Стали появляться короткометражки, экспериментальные фильмы, снятые энтузиастами из самых разных регионов.

Самое время для пассионарного взрыва. Но взрыва не происходило. Где-то образовалась утечка, и энергия молодых и безумных, которая могла выплеснуться наружу, породив новый поток кино-экспериментов, полилась через край, обретая новые формы. В России развивался Интернет.

Достаточно быстро он начал влиять на культурную жизнь России. Сначала он отделил музыку, интересную радиостанциям, от музыки интересной слушателю, со временем существенно повлияв на музыкальный рынок. Тут-то оказалось, что поп-музыка в России совсем не так универсальна и притягательна, как внушали музыкальные продюсеры с начала 90-х, и что слушатель достаточно легко воспринимает новые форматы, стили и имена.

Но музыка – это музыка. Она и раньше нередко создавалась в России и в Советском Союзе, как, впрочем, и во всем мире, «прекрасными дилетантами», способными влюбить в себя аудиторию, минуя паразитирующих посредников. Для музыки интернет стал новой безграничной площадкой.

А вот аудиовизуальное творчество начало претерпевать существенные изменения. Цены на видеооборудование и скорость интернета воплотили в жизнь давнюю мечту Энди Уорхола, который считал, что каждый человек имеет право на 15 минут славы. Смешные ребята, не скованные никакими правилами, а иногда и нормами поведения, стали планомерно стирать из восприятия подрастающего поколения успевших набить оскомину эстрадников. И если несколько лет над ними потешались, приглашая на ток-шоу вместе со случайно попавшими в объектив «чудаками», то сегодня те же самые телезвезды, и даже ведущие информационно-аналитических программ, стали переходить на созданный интернет-энтузиастами лексикон, подражать их манерам, а то и вообще стремиться к тотальной смене своей аудитории.

Сами же видеоблогеры, «обзорщики», интернет-комедианты и просто случайно попавшие под град из подписчиков люди, внезапно оказались кумирами вчерашних кумиров. Отсутствие телевизионных ротаций и «засветов» на тусовках глянцевых журналов не только не помешало, напротив, помогло им вызвать к себе особый интерес.

В общем-то глобально произошло то самое свержение элит.

Но причем здесь самобытное российского кино? Неужели достойные российские авторы, снимающие интереснейшие независимые картины, тоже захотят приблизиться к блогосфере и «словить хайп»? Нет. Они оставят эту возможность продюсерам и режиссерам, работающим в других измерениях российского кинорынка. Так как же тогда новое информационно-развлекательное поле повлияет на то самое российское кино, которое сегодня находится в борьбе за свое существование?

Давайте поиграем. Допустим, вы – 15-летний подросток или 20-летний студент. Вы любите кино. Вы хотите рассказывать историю. Вам есть что сказать миру, или хочется думать, что есть что сказать. Но с одной стороны – отсутствие кассовых сборов, элита, не особенно охотно допускающая в свой мир новые имена, государство, которое никак не хочет позволить кино стать независимым явлением, и постоянно вводящее новые меры, делая киноиндустрию еще элитарнее. А с другой – манящий свободой реализации интернет. Ваши друзья чаще обсуждают не фильмы, а обзоры на них. Ваши знакомые с детства восхищаются сверстниками, обеспечивающими себя «монетизацией» видео и рекламой на канале видеосервиса. В то же время вы видите в интернет-новостях, как режиссера Кирилла Серебренникова обвиняют в хищениях, режиссеру Алексею Учителю угрожают обезумевшие фанатики, а кинематографическое сообщество наблюдает за чудовищными результатами киносборов, и «стоит на ушах» от предложения ввести стоимость на прокатное удостоверение в 5 миллионов рублей.

Стоп. Вы же еще вчера говорили знакомому бизнесмену, что если он даст вам хотя бы пару миллионов рублей, вы снимете кино, которое «порвёт миллионы». Вы еще вчера планировали записать видеообращение и попросить небольшую сумму на краудфандинговой платформе, ссылаясь на феноменальный успех «Паранормального явления» или того же «Возвращения» Звягинцева. А теперь вы ищете в интернете значение слова «субсидии» и анализируете, какое кино за их счет поддерживается. Ваши руки медленно опускаются, и вы понимаете, что сначала вам нужно отучиться на какого-нибудь управленца, а потом соваться в кино.

Но вы – художник. Вы – чертов Годар. Вы – чертов Джармуш. Вы – чертов Линч. У вас на мониторе на паузе сцена с обнаженными людьми из «Забриски Поинт» Антониони, а на телефоне интересные факты о Милоше Формане. Какие еще треклятые субсидии? Какие оскорбления чьих-то чувств? Вам что нельзя снимать то, что вы хотите?

И может быть знакомый бизнесмен не дал бы вам заветных двух миллионов. И может быть вы собрали бы 150 рублей вместо 500 тысяч на краудфандинге. И возможно ваш неправильно отформатированный сценарий – это наивное подражание «Последнему Танго в Париже», в котором вы подсознательно хотели видеть себя вместо Марлона Брандо и свою одноклассницу вместо Марии Шнайдер. Да и вообще бабушкина квартира в хрущевке вряд ли подошла бы для съемок, все-таки старый сервиз подвинуть вам никто не разрешал, а без этого развалится ваша ключевая «мизансцена». Шедевра не было бы. Была бы надежда. Была бы цель. И, вполне возможно, было будущее.

Теперь вы уговариваете себя, что интернет станет вашим полем экспериментов, еще не до конца понимая, что жестокие сексистские комментарии и желание ваших будущих подписчиков видеть отсылки к интересным им людям, однажды навсегда изменят ваше видение и ваши истории. И однажды вы встанете перед выбором – «хайпить» или пытаться создавать ваши произведения.

И как бы не грели душу внезапные явления настоящего искусства в сети, как тот же рэпер Оксимирон, сотрясающий общий хаос настоящей новаторской поэзией, хранящей в себе бинарный код поколений поэзий, это все-таки исключение. Ведь и интернета и новой культуры, порождаемой человечеством в его недрах, есть одна особенность, о которой нельзя забывать. Интернет-культура – это культура народная. Это самый настоящий современный фольклор. Да, он живой, да он динамичный. Но в нем совершенно другой уровень самоцензуры. Правило одно – «чтобы заходило». Дети, которые сегодня в 10 лет смотрят смешные постановочные сценки, набирающие миллионы просмотров в социальных сетях, когда-нибудь с трудом смогут воспринять двухчасовой фильм, а уж тем более разглядеть сломанную «ось» в фильме, неправильную мотивацию света или плохую актерскую игру. Это как представить себе целое поколение, выросшее на книгах, в которых нет драматургии и структуры, герои разговаривают безграмотно, да и сам авторский текст кишит ошибками. Каким бы талантливым от природы человеком вы не были бы, ваше развитие было бы весьма своеобразным.

Процесс этот, конечно, необратим. Это эволюция в чистом виде. И даже заикаться о борьбе с ней было бы глупо, наивно, даже ретроградно. За ней остается только наблюдать, замерев, как герой «Колыбели для кошки» Курта Воннегута, «лежа на спине, жутко скалясь и показывая длинный нос – сами знаете кому» (Создателю). Но только фигурально. В реальности же сегодня перед людьми, для которых киноискусство является синонимом слова жизнь, должна стоять простая по формулировке и сложная по исполнению задача – не стать последним поколением российских кинематографистов.

Ведь если Годар и другие представители французской «новой волны», борясь с элитарной культурой, ее же и обогащали, то сегодняшний российский кинематограф, защищая свою элитарность от новых людей, сам лишает себя будущего.

Кирилл Зима,
режиссер
Фото: архив автора

Метка кино