Александр Кушнир: продюсер, сталкер, ассенизатор

Александр Кушнир, как и положено хорошему продюсеру, для всех свой, всем с ходу говорит «ты», с легкостью дает интервью и профессионально подкидывает журналистам образы разной степени провокационности. Но главная его задача заключается в том, чтобы изо дня в день просеивать тысячи тонн музыкальной руды в поисках крупинок золота.

Александр, вы один из самых известных музыкальных продюсеров в России. Как вы отделяете зерна от плевел? Как понимаете, что эта группа выстрелит, а та – нет?

Понятие «выстрелит» у всех свое. Бывают удачные ситуации – например, когда я нашел в Сибири трио Jack Wood, которое играло гаражный ритм-энд-блюз, такой как в нью-йоркской подпольной сцене середины 60-х. Барабаны, гитара и вокал. Всё. Без баса, без клавиш, без ничего. Я начинаю с ними возиться, они выигрывают гран-при «Индюшат», потом попадают на Stereoleto, на «Пикник «Афиши», выигрывают у Троицкого «Дебют года» и в итоге выступают вместе с The Offspring. Максимум, что могу сделать я, непрофессиональный продюсер и композитор, – найти талант, как правило, в совершенно непредсказуемом месте. Это может быть трубка телефона, когда тебе позвонили и сказали: «Я в таком-то городе, такое видел!!!» И помочь продвигаться по «взлетной полосе» в ситуации, когда музыка в жизни людей уже не является символом великой свободы. Если в этой ситуации удается продвинуть группу, то это уже большое дело.

Что вы делаете как продюсер?

Мы с 1990 года организуем старейший рок-фестиваль «Индюшата» и во время отбора прослушиваем сотни групп. Я порой шучу в интервью, что не знаю, кто я больше: археолог или ассенизатор. Иногда, очень редко, в этом потоке г… ты находишь маленькие бриллиантики, маленькие алмазики удивительной красоты. Буквально пару дней назад я встречался с группой – ее абсолютно никто не знает, даже в Интернете. Они меня очень впечатлили. У них практически готов дебютный альбом, десять песен очень хороших, а в последний момент они написали гениальную песню, из-за которой я приехал на встречу с ними. Я говорю: «Ребята, вы хотите выпустить альбом. У вас будет десять хороших песен, одна – гениальная. Потому предлагаю его не выпускать. Раз сейчас вас пробило, раз вы вышли на такой уровень общения с Богом, лучше потерпите полгода-год и выпустите альбом, в котором будет одна хорошая песня и десять – гениальных». Не факт, что они меня послушаются, потому что дальше начинается судьбинушка, доля, ее величество жизнь: «у нас закончились деньги», «у нас закончились силы», «мы хотим этот этап жизни зафиксировать». Я им говорю: «С этой песней у вас новый этап только начался». Скажем так, я пытаюсь в это деструктивное русло внести какой-то отблеск здравого смысла. Иногда это получается, чаще – нет.

 На вашей памяти происходило становление многих музыкантов. Из «гаражной группы, которую никто не знает», они превращаются в звезд. Как слава меняет человека?

Хороший вопрос. Слава – это страшная кислота, которая разъедает мозг. Крайне редко бывают случаи, когда человек в свет рапидов несет себя спокойно, как будто так и должно быть. Как правило, людей это очень сильно ломает, у них становится короче память, они начинают экономить энергию… Наверное, на этом я закончу ответ на вопрос, потому что это тяжелая, болезненная тема. Я понимаю Утесова, который как-то сказал: «Куда артиста ни поцелуй – везде жопа».

Почему так мало русских групп имеют успех на Западе? Я помню только «Парк Горького» и «Тату».

Там ни русские, ни венгерские, ни румынские, ни польские группы не нужны вообще, поскольку страшная, жесточайшая конкуренция… С другой стороны, может и получиться… Должна срастись вокруг группы такая команда людей из разных энергетических слоев, какая срослась вокруг «Тату» на лейбле Interscope. А надо-то, собственно, не очень много: в Лондоне есть куча залов на 2-3 тысячи мест; допустим, можно, сыграть на разогреве у музыкантов из топ-40. И если организаторы обеспечат, чтобы группу разогрева не «убивали» (а я был свидетелем тысячи таких концертов, когда на разогреве звук делается в два раза меньше, свет в два раза более тусклый), то все может получиться. Это, конечно, редчайший случай, но я в эти сказки верю. Если бы я в них не верил, то сам не делал бы ничего. Другое дело – смотри еще раз «пункт первый»: там жесточайшая конкуренция.

С другой стороны, русские классические музыканты очень востребованы на Западе, постоянно получают премию Грэмми…

Минуточку – традициям классики лет на 100 или 150 больше! На Западе мощный рок-н-ролльный бизнес начался с 1954 года, с Элвиса Пресли, а через шесть лет появились TheBeatles! А у нас худо-бедно началось на 40 лет позже. До этого были рок-протесты: ДДТ, «Телевизор», «Алиса», «Бригада С» и так далее. А группы, которые несут в себе новую городскую музыку, новую городскую философию, появились в начале 1990-х. Ничего себе – сорокалетнее опоздание!

Почему русская поп-музыка – это «попса», а западная поп-музыка – во многом искусство?

Крайне просто. Скажу сенсационную вещь – у них есть родители! То есть еще в утробе матери они слышали Элвиса Пресли, The Monkees, The Beatles. Тем более если их родители не бывшие панки, не бывшие скинхеды. Потом люди с двух-, трех-, четырехлетнего возраста слушали дома нормальную музыку. Это первый момент. Момент второй: русский продюсер. Он понимает, что у него на альбом есть бюджет, на конкретный концерт есть бюджет, и если они вместе с артистом с этого бюджета кусочек не хапнут, то они в этом году на море не поедут. Поэтому экономится на всем: на аранжировщике, на декорациях, на пиарщиках… Да возьмите запись какого-то статусного концерта – неважно, Лепс, Ваенга, Михайлов – и в качестве художественного эксперимента составьте материал из реплик между песнями. Все! Это будет ахтунг! Там артисты, выходящие на сцену, это не музыканты с гитарами в джинсах, а Артисты. Они подают себя как Артисты: у них особая энергетика, у них продуман makeup, продуманы драматургия, концепция. Почему у них такой правильный свет, а у нас такой неправильный? Это же совсем несложно!

Как вы думаете, почему западная музыка чаще всего в мажоре, а русская – в миноре?

Я себе представляю фрагменты из «Андрея Рублева» Тарковского: крещение, постоянный дождь, грязь, юродивые. Наша музыка – это саундтрек к жизни юродивого, а жизнь юродивых не очень сладкая. Она тяжкая, она в грязи, там постоянные смерти, проблемы, измены, поиски себя, как правило – с тяжелыми ножевыми ранениями души. А на Западе этой грязи не хватает, поэтому там придумали фестиваль в Гластонбери, где всегда грязь, всегда дожди.Каждый народ имеет ту музыку, которую он заслуживает. Видимо, судьба наша – минор. Но кто сказал, что мажор – это хорошо, а минор – плохо? Может, минор – это музыка, которая зовет к подвигам, а мажор приводит к увяданию души под сладкие звуки западной поп-музыки.

Вам какой период развития отечественной музыки больше всего нравится?

Без сомнения восьмидесятые, конкретно где-то 1982–1987 годы, когда рок был в глубоком подполье. Я про это целую книгу написал, «100 магнитоальбомов советского рока», Тогда люди не оглядывались по сторонам, из-за железного занавеса они слабо представляли, что происходит на Западе. Это был поиск новых форм, и он часто давал совершенно неожиданные результаты, абсолютно сенсационные. Еще был один период, очень маленький, это примерно 1990-92 годы, когда совершенно нечего было жрать, страна разваливалась, правил не было, но были очень интересные группы. К примеру, в этот период на Украине были «Казма-Казма», «Фоа Хока», «Работа Хо», Ivanov Down, «Фома» в Киеве. И третий период: мне интересно, что происходит в последние полтора-два года на нашей сцене. Может, потому, что бойцы перестраивают ряды. Я вижу движение, я вижу группы, которые, по мне, были бы конкурентоспособны на европейской клубной сцене.

Вы недавно издали книгу о Сергее Курехине. Когда вы осознали масштаб его личности? Насколько я помню, в «100 магнитоальбомах советского рока» Курехин и «Поп-механика» упоминаются вскользь.

Во-первых, «Поп-механика» – это проект, который не записал ни одного студийного альбома. Курехин не хотел этого и не думал в этом направлении, понимая, что «Поп-механика» – это эстетика «здесь и сейчас», эстетика безумного оркестра. Так что в «100 магнитоальбомах…» его быть не могло. С масштабом его личности странно… Это влюбленность с третьего взгляда. Первые подозрения были в 1987 году, когда я увидел «Музыкальный ринг» с ним. Тогда вот сильно зацепило («Ленин–гриб» – спокойно, свои интервью – спокойно). Второй момент был, когда дуэт эзотерической музыки Zikr подарил мне кассету VHS, завернутую в газету. Там была записана малоизвестная «Поп-механика» под названием «Три шага в бреду», где Зикр выводил свои абсолютно дикие вокализы. А начинался концерт с того, что Курехин выходит на сцену и полчаса гонит телеги, никуда не подглядывая, совершенно ровно, глядя в одну точку… И в середине этих телег он почти доказал, что понятия «импровизация» и «мастурбация», в принципе, почти одно и тоже!

На примере Джими Хендрикса? Он на сцене подобное вытворял…

Нет. Курехин говорил, что и там, и там художник – это творец, креатор. Он пытается что-то нащупать – иногда удается, иногда не удается. Я смотрел это после какого-то очень удачного, как мне казалось, инди-фестиваля, когда было ощущение, что поймал Бога за хвост или за пейсы. Но после того как полчаса Курехин гонит эти телеги, понимаешь, что ни на этом фестивале, ни вокруг никто и близко так не говорит! Это была вторая влюбленность. А третья – когда я нашел передачу ВВС, где Курехин на голубом глазу в прямом эфире рассказывал, что он шпион американской разведки, и это была феерия! Я полез в свои архивы (у меня самый крупный в стране архив подпольной рок-прессы) и понял, что у меня про Курехина пара-тройка интервью, и всё! И тогда я эту пустоту почувствовал: такой человек – и нет интервью! Сейчас посмотришь глянцевые журналы или послушаешь, какие реплики между песнями поп-артисты или рок-артисты выдают на концертах – «Москва, я не вижу ваших рук!», – и понимаешь, что мы в каменном веке, а там был такой Данко, Прометей! Этот человек писал в газете «Ленинградская правда», что группе «Аквариум» хорошо бы повысить свой исполнительский уровень, комсомольским организациям есть над чем призадуматься. Это Курехин писал о группе, где он на половине альбома сыграл. Такие вещи возбуждают, изумляют и цепляют.

Я бы сказал, что Курехин был объемный. В музыке он, как русский Боуи, опережал направления развития. Многие говорят: хамелеон. Скорее, не хамелеон, но предвидец.

Вернемся в век цифровых технологий. Казалось бы, теперь каждый может сам записать музыку и продвинуть ее через Интернет. Зачем нужен продюсер, зачем нужны вы?

Я в последний год испытываю сильное разочарование в Интернете. Эта сказочка работала где-то в 2008–2012 годах. Если сейчас музыканты собирают людей на свой концерт ВКонтакте и регистрируются полтысячи человек, то на концерт приходит примерно десять процентов. То есть Интернет уже работает совсем не так, как во времена Налича, Алины Орловой, Тани Зыкиной… Мне проще было бы не вступать в полемику, сказать, что продюсеры вообще не нужны, и я – представитель умирающей профессии, но когда ты идешь в горы, когда ты идешь в леса, тебе нужен сталкер, тебе нужен проводник. Я – сталкер.

Беседовал Алексей Черепанов,
Фотографии Владимира Мухаметчина и из архива Александра Кушнира

Метка Александр Кушнир, Кушнир, музыкальный продюсер, поп-музыка, продюсер, рок-музыка, российские музыканты, Сергей Курехин