Высока страна моя родная

Cтиль для большинства

В небо вонзаются шпили высоток, шумит под землей метро – движение жизни города закручено планом, отрисованным десятилетия назад. Безлюдные прохладные коридоры старых клубов, кинотеатров, библиотек напоминают об уже бесконечно далеком жизненном укладе. Березки, проросшие сквозь мраморные квадры триумфальных ворот курортных санаториев, дышат тоской по ушедшей эпохе Grand Maniere – Большого Стиля – стиля, идейно воспевающего государство, не имеющего аналогов в истории, стиля, призванного воплощать коллективное сознание и обязанного быть понятным большинству.

В свое время была озвучена мысль о том, что «аскетизм нашей архитектуры (имелся в виду, разумеется, конструктивизм) зародился в интеллигентских головах, а никак не в рабочей массе». Поэтому, «агитируя за счастье», взамен аскетизма предлагался гедонизм, на смену абстракции – наглядность. И с населением заговорили на языке классических колоннад.

Избранная генеральной линия «обращения к наследию, а не к новаторству» и заданная «парадно-триумфальная» стратегия координировали все креативные проявления в зодчестве, скульптуре, живописи, кино и литературе. По мановению руки «великого машиниста локомотива истории» человек переносился из нелепой и унылой реальности в параллельный, абсолютно безоблачный мир. На эту установку бесперебойно работала «фабрика грез» – киностудия «Мосфильм». Сценарии сдавались на личную цензуру лучшего друга советского искусства – товарища Сталина. Одна за другой в прокат запускались ленты-сказки, мистерии счастья с блаженными апофеозами и мажорными финалами: кухарки становились ткачихами-орденоносцами, румяные девчата несли гигантские снопы, кинодива распевала о любви к отчизне, под ручку с милым прохаживаясь меж отяжелевших от сельскохозяйственного изобилия барельефов…  
На повестке дня стояли, озвученные в партийных директивах и спускаемые сверху зодчим и декораторам задачи: «превзойти по величине и высоте», «так, как у нас, нигде в мире». Проектировались и гипотетически строились 415-метровая башня Дворца Советов – циклопический гигант Наркомтяжмаша и Большой Академический кинотеатр с залом на четыре тысячи мест. Но «живьем» этих монстров так никто и не увидел — сказка не желала становиться былью.

Москва вертикальная

Надменный нью–йоркский гигант Empire State Building долго держал первенство как самое высокое здание мира. СССР никак нельзя было отставать от США — идея небоскребостроения в Советской стране приобрела весьма глубокий идеологический смысл. Дворец Советов претендовал на роль нового чуда света, замахнувшегося на египетские пирамиды, Эйфелеву башню и на все американские небоскребы вместе взятые. Однако пока он проектировался, Сталин потерял интерес к реализации своей затеи, и по окончании войны высшая точка высшего совершенства обернулась впадиной бассейна.

Дмитрий Чечулин, бывший тогда главным архитектором Москвы, разработал схему расположения высоток: под самое высокое строение отводилось место у кремлевских стен, в Зарядье (проект осуществлен не был), на излучине рек решено было возвести гостиницу «Украина» и жилой дом на Котельнической набережной, на Садовом кольце предстояло построить стразу несколько зданий: МИД на Смоленской площади, жилые дома у Красных ворот (Лермонтовская площадь) и на площади Восстания, а в непосредственной близости от площади трех вокзалов – гостиницу Ленинградская. Лишь одно здание планировалось возвести в некотором отдалении от центра, на Воробьевых (Ленинских) горах. Для нового здания МГУ (36 этажей, высота 240 м) на участке в 167 гектаров была выбрана самая высокая, просматриваемая со всех сторон, точка в городе.

Группу разработчиков проектов высоток возглавили Владимир Гельфрейх и Михаил Минкус. Они предложили несколько вариантов, несущих в себе характерные для древнерусского зодчества признаки. К концу 1948 года проекты всех восьми высоток были завершены и отмечены Сталинской премией. Существует предание, будто Сталин, проезжая мимо одного из строящихся зданий, пробормотал себе под нос нечто вроде «шпил», а расторопная челядь подхватила оброненное слово и спешно претворила в жизнь негласное пожелание вождя. Высотка на Смоленской – ее сдали первой – в сентябре 1952 года стала предметом детального обсуждения ведущих мастеров архитектуры: достаточно ли хорошо в художественном образе отразилось чувство гордости советских людей за свою социалистическую державу. Окончательный вердикт вынес архитектор Алексей Мордвинов: «Авторам удалось найти новый образ административного здания и создать сооружение, соответствующее духу нашего времени – эпохе великого Сталина». 

Москва подземная

В 1931 году Москва запестрела лозунгами «Даешь метро!», на улицах появились люди, одетые в темно-синие шинели, двубортные костюмы того же цвета, белые сорочки и черные галстуки. «Кто это?» – удивлялись москвичи. «Метрополитеновцы», – отвечали осведомленные прохожие. Накануне запуска первой очереди московского метро Ильф и Петров в газете «Правда» рекламировали новый вид общественного транспорта: «В ближайшие дни многоопытные московские пассажиры – люди, испытавшие великие трамвайные страсти, закалившие свое тело и душу в битвах у автобусных подножек и в схватках с жадными грязными извозчиками, спустятся в метро. Они увидят распределительные вестибюли, блестящие фойе метрополитена со стеклянными кассами, широкие, превосходно освещенные коридоры и неожиданно громадные сияющие залы подземных станций. «Станция» здесь слишком скромное слово. Это вокзалы – тринадцать вокзалов, одетых в мрамор, гранит, медь и разноцветный кафель… Высота, чистота, блеск нежно-серых или розоватых, или красных в прожилках колонн, ровный молочный свет строгих люстр, полированные стены…»

В 7 часов утра 15 мая 1935 года распахнуло двери московское метро. Люди всю ночь стояли у павильонов, мечтая оказаться в числе первых пассажиров. Разменных автоматов и турникетов не было, пускали по билетам двух цветов: красные – до «Сокольников», желтые – обратно. Билет с пометкой о времени выдачи считался действительным в течении 35 минут. Для путешествия по подземной Москве больше и не требовалось – протяженность трассы была немногим более 11 км.

К оформлению станций подходили как к созданию памятников. В проектировании приняли участие лучшие архитекторы и скульпторы страны.

Город чудес

В умах советских людей к 1935 году созрела уверенность в том, что чудеса, еще недавно казавшиеся несбыточными, сбываются прямо на глазах. Творцами реальной жизни, а не воздушных замков становятся простые строители, летчики, полярники, спортсмены и директора заводов.

 

 

Двадцатая годовщина Октября была уже не за горами. Собравшиеся на очередной съезд колхозники-ударники задумали открыть к славной дате Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. На севере столицы близ бывших земель усадьбы Останкино графов Шереметевых под выставочный городок отвели территорию в 150 гектаров. Праздник, демонстрирующий всему миру торжество советской колхозной жизни, настал с некоторым опозданием – 1 августа 1939 года. Не укладывающихся в срок организаторов, в частности, главного архитектора ВСХВ арестовали, обвинив во вредительстве, а наркома земледелия расстреляли.

Площадь перед главным павильоном отметили циклопическими фигурами «организаторов великих побед» Ленина и Сталина, на 52-метровую башню водрузили 70-тонный монумент «Тракторист и колхозница». Всего было сооружено 250 зданий, экспозиция развернулась в 32 отраслевых и 20 зональных павильонах. Композитор Исаак Дунаевский на торжественном открытии дирижировал хором. Над площадью неслось: «Славься, родина обильная, ты великая, всесильная!»

Сейчас наша жизнь протекает в этих элегантно-имперских и наивно–могучих декорациях, выстроенных для той давно отыгранной пьесы. Но попробуйте мысленно убрать их – правда, без них пусто?

 

Евгения Гершкович
Фотографии: из архива автора,  Наум Грановский, Марк Марков-Гринберг

Метка архитектура, Вещный мир, Дом, Евгения Гершкович, корни, МГУ, Метро, Родина, СССР, Сталин, Сталинки

[fb-like-button]