Версия Глуховского

И в этом нет преувеличения – ведь если нет нерва, в массовой литературе делать нечего. Кроме того, успех накладывает отпечаток, хотя не так, как популярность на актеров, но осознание того, что тебя читают миллионы, не может не давить: придется долго перечислять страны, где перевели, опубликовали и прочитали «Метро 2033» молодого журналиста Дмитрия Глуховского. После громкого успеха появилось еще два романа – «Метро 2034» и «Сумерки», книга «Рассказы о Родине», и 1 сентября этого года публике было представлено «Будущее». Законы массового жанра требуют правильной подачи и правильного продвижения, и вот в конце целого дня общения писателя с прессой приходим мы, чтобы спросить, в чем же главный вызов будущего, о чем нам мечтать, чего бояться.

Дмитрий, пока Вас растормошили предыдущие вопрошатели и Вы горяченький, скажете пять слов, которые определяют будущее, о котором вы написали.

Не люблю эти вопросы: «Назовите пятерых любимых режиссеров», «пять главных книг», «пять слов». Как в школьных анкетах. Чтобы сумничать, надо заранее готовиться к такому. Ладно. Я думаю, что «бессмертие» будет первое слово, второе «выбор», третье – «человечность», четвертое – «цена» и пятым словом будет «развитие».

В вашей версии «бессмертия, выбора, цены, человечности и развития» кто спасется?

Все спасутся. Фабула романа «Будущее» заключается в том, что люди больше не умирают, а остаются вечно молодыми. Делается открытие, которое позволяет при помощи генной инженерии и искусственно созданных вирусов изменять ДНК, останавливать старение, ведь старение и смерть – просто заложенный природой механизм обновления вида, приспособления его к окружающей среде. Но останемся ли мы сами собой, перестав умирать? Человек бессмертный будет отличаться от Человека разумного. Например, мы вполне можем уволить Бога. Зачем нам Бог, если мы сами бессмертные? Перестанем пользоваться душой. Потому что зачем нам душа, если тело вечное? И дети нам будут не нужны. Ведь мы и так существуем вечно, зачем же продолжать свой род? Зачем созидать империи? Зачем творить? Ведь в очень большой степени творчество – это посягательство на бессмертие. Ты знаешь, что умрешь, эта мысль тебя всегда преследует, и ты пытаешься что-то после себя оставить. И вообще смерть подгоняет, заставляет строить планы, структурировать жизнь проектно: вот начало, вот конец – что я успею сделать за это время? И дети, и работа, и творчество, и созидание, и Бог – это все ответы на один и тот же вопрос: вопрос смерти. Вот я умру; почему? За что? Что с этим делать? И вот – представьте! – смерти больше нет. На целый ряд вопросов отвечает книга, но ни один из них не звучит: «так мы спасемся?» Все спасутся, никто не умрет. Ну и что? В этом и идея «Будущего»: «Смерть побеждена. Что дальше?»

Эта мысль витает в воздухе, ведутся исследования на тему старения, уже делаются инъекции стволовых клеток. Но все-таки писатель волен выбирать вопросы, на которые хочет ответить.

Попытка победить старение и смерть – то, чем всегда занимались люди, решив все остальные свои проблемы. Захватил мир – займись собственным бессмертием. Заработал миллиард – займись собственным бессмертием. Управляешь Россией – займись собственным бессмертием. И никому до сих пор это не удавалось. И вот, допустим, бессмертие достигнуто. Из-за этого мир перенаселен. Он застроен гигантскими небоскребами, потому что людям не хватает места на земле. Вода используется многократно, потому что нет больше чистой воды, грязную фильтруют и пьют снова. Нет возможности разводить скот на пастбищах: слишком расточительно, поэтому мясо выращивают в ваннах с питательной жидкостью. И даже такое мясо слишком дорого, поэтому люди едят насекомых. Кузнечики – чистый белок, между прочим. Это мир на пределе возможностей, в таком мире дальше размножаться нельзя. Если вдруг кто-то решает завести ребенка, то один из родителей должен расстаться со своей вечной юностью. Приходят особые люди, колют ему акселератор старения, и он через 10 лет умирает стариком. И выбор, собственно, стоит между жизнью вечной для себя или жизнью ради другого существа, которое является твоим продолжением. Готов ли ты поступиться вечной юностью ради рождения ребенка? Эта идея пришла мне в голову 15 лет назад. Но когда ты придумываешь такое, когда тебе 19, вряд ли можешь понять, что должны испытывать герои, делающие подобный выбор. Надо повзрослеть, начать стареть. И надо, конечно, понять, что такое дети, столкнуться с ними лично. Не с чужими детьми, а со своими. Надо понять, зачем вообще они нужны. Понять – и влюбиться в них.

Сетевой писатель – это новая профессия, или просто в таком жанре вы попробовали в свое время войти в литературу? С новой книгой повторяете тот же эксперимент?

Без экспериментов скучно. Я страдаю от повторения уже сделанного, освоенная вещь со второго раза перестает приносить мне удовольствие. Заниматься тем, что скучно, я не готов. Я избалован жизнью, практически всегда был избавлен от необходимости заниматься скучным делом ради денег. Получалось так, что я занимался только тем, что меня интересует, и это меня кормило.

Но «Метро 2033» я начал публиковать в Сети не из любви к экспериментам. Дело было просто в том, что все издатели, к которым я обращался десять лет назад, меня проигнорировали. И тогда я решил опубликовать себя сам – на собственном сайте, заодно изобретя интерактивный интернет-роман. С «Будущим» получилось иначе: вместо сайта платформой для публикации я выбрал социальную сеть «ВКонтакте». Там – новые главы, официальный саундтрек, иллюстрации. На паблик «Будущего» подписалось более 160 000 человек, но им я особенно влиять на сюжет не позволял, поняв, что если слишком идти за читательским мнением, не получится цельной вещи.

Не думаю, что могу что-то новое сказать в литературе, но есть возможность быть новатором в форме подачи текста. На Франкфуртскую книжную ярмарку меня зовут докладчиком, буду рассказывать о том, во что превращается книга. Им интересен мой опыт трансмедийного нарратива: как одна история может быть изложена сквозь различные медиа. Например, «Метро»: часть саги изложена в книге, вторая написана другими авторами, а третья рассказывается в компьютерной игре; потом еще книга, потом еще игра, потом кино и снова книга. Причем я сам пишу диалоги и сюжеты для компьютерных игр и совершенно ими не брезгую, потому что они охватывают большую аудиторию, и мне не хочется, чтобы это делали равнодушные наемники-сценаристы. Я не отдам судьбы своих героев на откуп чужим людям. И потом, все игры сегодня в категории «18+», их можно делать такими же серьезными, скандальными, сложными, как и книги.

Что должно случиться в вашей жизни, чтобы вы занялись не писательским делом, а чем-то совершенно другим?

Я и занимался чем-то совершенно другим: был журналистом, вел радио-шоу, телевизионную передачу. Очень нравилось работать телерепортером. Когда был студентом, работал и официантом, и портье в гостинице, и грузчиком, и охранником на концертах. Даже сейчас не считаю писательство работой. То есть это работа в том смысле, что книги меня кормят, но во всем остальном хобби. А в будущем я с удовольствием занялся бы кино.

Век тому назад про вас сказали бы «баловень судьбы, но очень мрачный»…

Благостные вещи навевают тоску. Где гармония – там стагнация. А там, где конфликт – прогресс. Конфликт – это действие и противодействие, конфликт толкает личность к развитию. Поэтому скучно читать утопии – интересно читать антиутопии. Знаете, кто-то врал, что любовь вдохновляет, толкает на творчество. Это неразделенная, несчастная, несбывшаяся любовь вдохновляет. Желание завладеть чьим-то вниманием. А когда у тебя счастливая любовь, зачем тебе творчество? Ты полностью утопаешь в другом человеке и все, с концами, только счастливые пузыри идут. А неразделенная любовь, одиночество, тоска – вот то, что действительно заставляет открыть ноутбук, или пододвинуть пишущую машинку, или взять гусиное перо. Художник не должен быть голодным. Художник должен быть несчастным. Он должен быть в тоске или хотя бы неудовлетворен. Желание доказать себе – вот движущая сила. Я не могу сказать, что я несчастный, но я человек, безусловно, неудовлетворенный. Те достижения, которые были, успокаивали меня, но их мне хватало на очень недолгий период – на год, на два. А потом снова начинала снедать тоска по свершениям. А еще желание зафиксировать в книге свой рост: знаете, как с детей мерки на дверном косяке снимают? Я ведь расту, и меня новые темы тревожат. А вообще задача автора, писателя чувствовать какие-то вещи в ноосфере, предвосхищать их, вытаскивать на бумагу и за других людей первым формулировать еще несформулированное.

Мрачный, мрачный, а красивую финальную фразу завернули.

Так надо. Потому что концовка – главное.

Беседовала Нино Самсонадзе
Фотографии: Алексей Лохов

Метка АСТ, Борис Акунин, Дмитрий Глуховский, Лохов Алексей, Нино Самсонадзе