Желтая путана

22 года назад Россия оказалась на пороге гражданской войны. Виной тому послужило противостояние двух политических сил. С одной стороны – президента РФ Бориса Ельцина, а с другой – членов Верховного Совета Российской Федерации во главе с Русланом Хасбулатовым. События начали активно развиваться с 21 сентября 1993 года, когда Ельциным был подписан указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета, чем, согласно заключению Конституционного суда, была нарушена действовавшая тогда Конституция.

Впоследствии конфликт продолжил обостряться. Милиция и военные заблокировали членов Верховного Совета в Белом Доме. Многие россияне поддержали оппозиционеров. Начались манифестации, переросшие в столкновения с ОМОНом. 3 октября, после митинга на Октябрьской площади, многотысячная толпа прорвала милицейские заслоны и разблокировала Белый Дом, а затем штурмом взяла мэрию. Ближе к вечеру начался штурм Останкинского телецентра. Захватить его демонстранты не смогли. Утром четвертого октября подконтрольные президенту Б. Н. Ельцину войска с применением тяжёлой техники произвели зачистку здания Верховного Совета. Вечером того же дня Александра Руцкого, Руслана Хасбулатова и других руководителей сопротивления арестовали. Согласно выводам Комиссии Госдумы в событиях 21 сентября — 5 октября 1993г.  погибли около двухсот, и были ранены не менее тысячи человек. Неофициальные цифры, по мнению участников тех событий, должны быть выше….

С тех пор каждый год 3-4 октября в Москве проходят памятные мероприятия, посвященные событиям 1993 года. Eclectic поговорил с защитниками Верховного совета, и записал их самые яркие воспоминания.

Александр Николаев. В 1993 году – рабочий на заводе

28 сентября народ собрался возле «Баррикадной». Мы перекрыли дорогу троллейбусами в знак протеста против блокады Верховного Совета — там отключили свет и воду, не давали подвозить пищу. Когда делали баррикады, нашли небольшой фургончик и перевернули его. Через некоторое время приехал тягач, вызванный, как мы предположили, ОМОНом. За рулем был гражданский, и мы сразу же начали «обрабатывать» водителя на предмет того, что он такой же рабочий, как и окружающие. В итоге он плюнул и пошел домой. Потом в КРАЗ сел омоновец. Милиционеры прицепили к вагончику трос и стали оттаскивать его, причем, на довольно высокой скорости. А за планетарием стояли гаишники – старший офицер и лейтенант с сержантом. Так вот когда грузовик разогнался, вагончик стало мотать по всей дороге, в результате чего он ударил по сотрудникам ГАИ. Двое успели отскочить, а старший офицер погиб. И уже вечером публично объявили, что демонстранты убили гаишника. Несмотря на то, что приезжал следователь с кинокамерой и все выяснял. Вскоре после этого случая на Баррикадной собралось много людей, среди которых были старики и женщины. ОМОН принялся оттеснять нас, началась паника. Все ринулись в метро. Омоновцы стали бить народ дубинками, чтобы загнать в вестибюль. Люди падали с эскалаторов, летели вниз. Милиционеры никого спасать не пытались. Да и ОМОН неизвестно откуда был — его собирали со всех городов. Второго сентября на митинге возле МИДа, они вообще забили насмерть человека. Есть другие воспоминания. Непосредственно возле Белого Дома нам досаждал «жёлтый Геббельс». Так мы прозвали БТР характерной окраски, на нем была установлены колонки, откуда на протяжении всего дня играла одна и та же песня: «Путана» Олега Газманова. Это была своеобразная психологическая атака. Представляете, что такое целый день слушать одну песню!

Александр Савальский. В 1993 году – техник в редакции газеты «Советская Россия»

Я был бойцом 1-го Казачьего батальона полка Верховного Совета. Обороны Белого дома как таковой не существовало. Оружие нам так и не раздали, поэтому мы фактически стали живым щитом этого здания. Я видел много погибших. Видел, как люди в форме милиции расстреливали безоружных граждан. Помню человека с автоматом, одетого в очень дорогой костюм. Потом долго думал – почему он так вырядился? И пришел к выводу, что ему, наверное, просто больше нечего было одеть. Десантники при мне убийств не совершали. Собственно, им мы и сдались. По моим личным воспоминаниям, основные беспредельства творили мвдэшники. Я тогда разговаривал и с ОМОНОМ, и с другими силовиками. У них мозги были полностью промыты. Когда несколько человек говорят тебе одно и то же теми же словами, значит, с ними проводились политзанятия.
Из Белого дома нам удалось выбраться часов в 10-11. Мы по-пластунски проползли в сторону стадиона «Красная пресня». Через дыру в заборе попали на территорию. А там укрылись в цементной душевой, куда не залетали пули и осколки. Всего нас было человек 30, включая раненых. Затем данный сектор стадиона заняли десантники. Они держали нас там еще часа два. Помню момент, когда один из офицеров проронил такую фразу «Да что мы здесь делаем? Воюем с гражданскими». Мы сразу же бросились к нему и попытались его распропагандировать. Моментально прилетела снайперская пуля и вошла одному из наших в колено. Так нам четко показали, что не стоит пытаться разговаривать с десантниками. В конечном итоге, мы ломами пробили дыру в заборе (жить то хочется) и вышли на улицу, которая ведет к метро. Там наша группа попала в милицейский «конвейер». Через каждые двадцать метров останавливали, обыскивали, избивали. Я на удивление отделался несколькими зуботычинами, а некоторых людей били сильно. Кого-то загоняли в подъезды и лупили там. В итоге из тридцати до метро дошли где-то пятеро. Что случилось с остальными – неизвестно. Хотя, некоторых я потом видел.

Александр Чечурин. В 1993 году – токарь

Когда третьего октября мы заняли мэрию, то по приказу генерала Макашова вывели из здания бойцов ОМОН и отпустили их. Вместе с оружием. А они в отместку начали по нам стрелять. Потом мы захватили омоновские машины и поехали в Останкино, чтобы выступить по телевизору и объяснить людям всю ситуацию. Параллельно с нами ехала колонна БТРов. На броне ехали срочники – парни лет двадцати. Наши ребята угощали их чем могли, сигареты им кидали. Но и они возле здания телецентра стали по нам стрелять. В пяти метрах от меня был убит человек. Если бы стволом повели чуть в сторону, я лег бы рядом с ним. Один боец с нашей стороны ходил там с гранатометом. Я в шутку предложил ему выстрелить, а он раздосадовано ответил, что у него только «труба» и ни единого заряда. Потом подъехал какой-то БТР и открыл огонь по военным, то есть, по своим же. Стрелял в одних, попал в других, и еще часть патронов ушла рикошетом. Кто сидел в том БТР – неизвестно. Четвёртого октября погибло много зевак, которые стояли и смотрели, как расстреливают Верховный Совет. Говорили, что, мол, стреляли из Белого Дома. Только пулевые попадания и всех были в спину или затылок. Говорят, что на крыше гостиницы «Украина», находящейся через Москву-реку, засела полувоенная израильская организация «Бейтар». Они и стреляли, чтобы потом свалить на нас. В самом Верховном Совете оружие было, только когда его потом вскрывали, оно оказалось все законсервированное и промасленное. Да и зачем стрелять по обычным зевакам? Таких провокаций было очень много. Они нужны были, чтобы оправдать применение танков. Повторюсь, к обычным солдатам мы относились по-доброму. Помню, как одна женщина спасла срочника из оцепления, едва не попавшего под горячую руку. Она отвела парня к его командиру и сказал: «Забери ребенка. Не подставляй его». Мой сын пошел в армию только через семь лет, но он тоже мог бы попасть в похожую ситуацию. И хорошо, если нашлась бы такая женщина.

Фаина Макарова. В 1993 году – доцент кафедры русского языка РЭА им. Г. В. Плеханова

Я находилась у Белого дома с 22 сентября. Уже тогда было понятно, что назревает что-то очень нехорошее. Вскоре в здание Верховного Совета перестали пускать. В метро ОМОН бил людей, выталкивал их щитами и берцами. Тогда Виктор Ампилов объявил, что митинг будет второго октября на Арбате. Там как раз была приготовлена сцена для какого-то праздника. Народу собралось очень много — митингующих уже не выпускали со станции на улицу. Вдоль Арбата стояли омоновцы. А потом попрек улицы появилась еще одна цепь ОМОН, но не нашего. Форму наших мы знали очень хорошо, потому что они били нас каждый день. А эти были в серебристо-черном обмундировании. Говорили, что они из Дагестана, или еще откуда-то. Да и по лицам было видно. Сначала к ним вышел священник и сказал, что здесь стоят мирные люди и попросил их уйти. Реакции, естественно, никакой не было. Толпа стала скандировать «Фашисты». Тогда к милиционерам вышел высокий седой старик с орденскими планками на груди и стал что-то им говорить. В ответ на это один из неизвестных омоновцев выстрелил в него. Моментально появилась скорая помощь. Старика положили на носилки, а он был такой длинный, что не умещался на них – ноги свисали. И вот после этого люди рванули и просто смяли оцепление. На том месте, где стояли омоновцы, начали делать баррикады. Недалеко находился дом в строительных лесах. Мы их разобрали и сделали дополнительные укрепления. Во дворах нашли склад старых покрышек, которые также пустили в дело. У меня в руках был большой самодельный красный флаг. Ко мне подбежали ребята лет 15-16 и попросили дать знамя на баррикады. Я, конечно, согласилась. Потом уже дома я видела по телевизору наши горящие заграждения, на которых полыхал и мой флаг. Били нас по страшному – в центре Москвы, столице нашей родины. Меня однажды так сдавили двумя милицейскими щитами, что я чуть не задохнулась. В последний момент кто-то из наших мужчин дернул меня вниз, и железо лязгнуло прямо над моей головой. Еще был случай, когда из-за толчка омоновца я спиной упала на спираль Бруно (противопехотное заграждение в виде цилиндрической спирали диаметром – ред.). Спасло плотное осеннее пальто. А те, кто попадал на нее открытыми частями тела, получали серьезные повреждения. Еще я видела совершенно пьяные экипажи БТРов. Курили, матерились…

Александр Поляков. В 1993 году – фотокорреспондент «РИА Новости»

В силу профессионального долга я был возле Белого домам с первого до последнего дня, и отражал события, которые там происходили.  Ситуация достигла апогея третьего октября, когда люди пошли с Октябрьской площади по Садовому кольцу, прорвали оцепление и вышли к зданию Верховного Совета. Через некоторое время Руцкой призвал захватить телевидение и обратиться к народу, что фактически было провокацией по отношению к безоружным гражданам. Ведь возле телецентра уже находились войска, которые потом расстреляли людей. Особых противоправных действий со стороны милиции мной не было замечено. Милиция держала людей и не давала им подходить к определенным зданиям. Были провокационные моменты расстрела мирных людей с крыши неизвестными. Существует информация, что эти снайперы были специально подготовлены и привезены из какой-то другой страны. На моих глазах было убито несколько молодых людей, не имеющих отношения к защитникам Белого Дома. Погибших складывали на газоне. Было примерно пять-десять трупов. Я тогда ясно понимал, что Ельцин и другие власть имущие преступили все законы. Желание бороться с этим режимом было у большинства. Если говорить об отношении к журналистам, то со стороны народа была поддержка. Со стороны властей были определённые противодействия,  хотя, в конце концов, они, скрепя зубами, давали что-то делать, снимать. Было организована определенная ротация журналистов. Некоторые представители СМИ находились в Белом Доме сутками. На смену им приходили другие. Но когда начался расстрел, никаких поблажек ни для кого уже не было. По окончанию событий началась так называемая прокурорская проверка. Начали  искать людей, которые могли бы привести какие-то примеры неповиновения властям. В наше агентство было несколько звонков. Приходили следователи из прокуратуры, проводили опросы и даже допросы. Они хотели получить сведения, порочащие и обличающие защитников Белого Дома. Насколько я знаю, мои коллеги никаких сведений против них не дали.

Текст: Дмитрий Веселов
Фото: Дмитрий Веселов

Метка общество