Бог устал нас любить

Иннокентий Баранов

Иннокентий Баранов умеет смешивать краски в творчестве и жизни. Русский художник в Германии не представляет свою жизнь без контрастов: считая себя гражданином мира, он не спешит оторваться от своих национальных корней, живет на два города — Москва и Гамбург, много путешествует и не загоняет себя в рамки. По мироощущению — убежденный оптимист, а между тем его картины причисляют к одному из самых пессимистических течений живописи — экспрессионизму — “искусству кричать”. В то время, как его полотна-экспрессии наполнены абсурдом, симфониями ужасов, кошмарами, он искренне влюблен в жизнь, людей, искусство.

На персональной выставке Иннокентия Баранова в галерейном пространстве гостиницы “Метрополь” представлены новые визуальные хиты “Приключения Бога”. В этой серии полно контрастов: пейзажи — сгустки обаятельнейшей энергии, в этих местах хочется жить, а среди изображенных людей в тематических композициях — хочется перекреститься, чтобы их не встретить, а лучше трижды — чтобы самим таким не стать. Ни Бог-персонаж, ни сам художник не воображают себя пророками, неприглядная реальность представлена без моралите и пафоса обличения. Что делает Бог в наших неприглядных серых буднях? Он пришел, чтобы познакомиться.

Иннокентий Баранов рассказал Eclectic о контрастах своего искусства, парадоксальном внутреннем устройстве человека и о том, отчего стынет кровь у Бога, оказавшегося среди нас.

Иннокентий, для вас выставка в Москве — это очередная “одна из” или безусловно важное событие?

На самом деле больше всего я люблю выставляться в Москве — это все-таки родина, друзья, привязанности. Не говоря уже о том, что для любого художника очень почетно быть представленным в Метрополе — галерея дышит временем, историей. Вы знаете, свои выставки я стараюсь проводить незаурядно: это должны быть такие роскошные праздники с живыми выступлениями музыкантов. Но с этой экспозицией ничего подобного не получится, иначе это помешает посетителям почувствовать мой месседж.

В своих картинах вы предлагаете взглянуть глазами Бога на современных людей. Какой у вашего Бога взгляд – любящий, осуждающий?

Я бы сказал — не любящий, не осуждающий, а полный удивления. Оказавшись среди нас, Бог находится под воздействием эмоций: что-то ему странно, что-то смешно, что-то пугает, поражает, разочаровывает.

Вы считаете, что Бога можно чем-то удивить?

Да, определенно. Он явно очень давно к нам не присматривался. Узнавая людей на земле, он узнает что-то о себе. В этой серии есть картина под названием «Бог на небе», где Бог летит на самолете, как обычный пассажир, не важно эконом-классом или бизнес. Как все остальные, он загнан в железную коробку, а впереди его сидит какая-то жирная свинья, пускает слюни, а он смотрит в окно и вообще не понимает, что происходит вокруг.

На ваш взгляд, какое место сегодня занимает Бог?

У него всегда одно место – в душе, какой бы мы смысл в понятие Бога ни вкладывали — это то, что делает из нас людей, — любовь в первую очередь. Бог находится в нас — мы по образу и подобию, хотя конечно мы подобие жалкое. Сама тема родилась совершенно неожиданно, изначально вообще другое замышлялось. Мы хотели с моим американским другом сделать провокационную выставку на политические и религиозные темы, а в итоге вместо радикальных интерпретаций у меня получилась легкая ирония, достаточно теплое высказывание про Бога. Если у нас есть чувство юмора, почему его не должно быть у Всевышнего?

Ваши выставки с названиями-оппозициями: “Брутальность и нежность”, “Война и мир” – с чем это связано?

С тем, что в каждом человеке даже не борются, а сосуществуют противоречащие друг другу качества. Недавно прочитал историческую книгу про Чингисхана. Вы не представляете, это был преданейший, нежнейший, теплейший человек со своими детьми, женами и друзьями, писал стихи, но параллельно с этим — когда надо было пройти с точки А в точку Б и по дороге сжечь 40 городов вместе с женщинами и детьми – это он делал не моргнув. Так что, серия картин «Брутальность и нежность» написана об этом несочетаемом миксе — мрачной внутренней составляющей мужского характера и невероятной нежности, которую ты не знаешь куда деть, когда твое сердце разрывается от любви.

Что на самом деле стоит за контрастами вашей живописи — почему мир природы прекрасен и ярок, а образы людей — такие неприятные и отталкивающие?

Начнем с того, что тут разные творческие задачи. Я не стремлюсь улавливать какие-либо тенденции в современном искусстве и подстраиваться под текущую моду, я пишу то, что мне нравится, что созвучно моему внутреннему миру или соответствуют моему мироощущению в данный момент. Хочется нежности, созерцания — рисую пейзажи, хочется экспрессии, мощного эмоционального накала — создаю какие-то концептуальные вещи. В сериях “Мужчины”, “Приключения Бога” очень важна смысловая нагрузка, концепт, дело в том, что если копнуть глубоко внутрь любого человека — созерцать сложа руки тут не получится: слишком разнообразные, противоречивые эмоции этот сложный внутренний космос вызывает.

Как вы считаете, должно ли современное искусство быть радикальным, провокационным?

Посмотрите на Ван Гога или Моне – какая там провокационность? А между тем к ним никто из художников и близко не может подойти. Конечно, искусство может быть провокационным, может заставлять людей думать, плакать, страдать, но оно не должно быть непременно таким. Можно написать «Звездную ночь» на Монматре или “Пруд с лилиями” — никакой провокации, но зато какой гигантский культурный эмоциональный заряд получаешь! Еще я не понимаю этого разделения на современное искусство и классическое. Мои картины можно увидеть в Национальном центре искусства и культуры имени Жоржа Помпиду в Париже, но было время, когда мне говорили: «Это все здорово, красиво, но мы занимаемся современным искусством». А я какое искусство? Я что умер? Как я могу быть не современным? У нас концептуальность – это что-то там накидать и сопроводить огромным трактатом, который объяснит, что художник имел в виду.

Для вас в живописи больше важен процесс, движение или застывшее мгновение, какая-то точка, пик?

Мне кажется, картины по-разному можно переосмысливать, как другие виды искусства. Например, “Второй фортепианный концерт” Рахманинова звучит по-разному – в зависимости от того, кто ее исполняет, в каком зале, с кем ты рядом сидишь, какое у тебя настроение. То же самое с живописью: это отнюдь не застывшее мгновение, это очень живая материя, сегодня одно впечатление, а завтра может поменяться свет, другое время суток, другое душевное состояние – тогда от увиденного будет новая эмоция, новая интерпретация.

Важно ли художнику попробовать себя во всех направлениях или лучше сосредоточиться на чем-то одном?

Естественно, когда что-то начинает получаться, то волей-неволей начинаешь фокусироваться именно на этом, но пробовать что-то новое для себя определенно надо, главное для художника не останавливаться, экспериментировать. В 2005 году меня позвали на Каннский кинофестиваль рисовать шаржи на кинозвезд, тогда я впервые имел дело с цифровым искусством, то, что сейчас нам кажется в порядке вещей, тогда казалось космосом из 21 века — тут рисуешь на планшете, а там уже твоя карикатура вылезает из принтера. А вообще какая разница, цифровое искусство или с запахом краски – это все инструменты, с помощью которых ты говоришь то, что хочешь сказать. Сегодня мои инструменты – масляные краски и экспрессионизм. Но если мне завтра покажется, что нужно выйти на улицу с камнем, проломить стену и написать красным баллончиком «Fuck», то соответственно я так и поступлю.

Есть ли такие места, где курсирует творческая энергия, такое сосредоточие или творить можно везде?

Везде, но продуктивнее всего в моей мастерской в Гамбурге, в Москве, кстати, у меня плохо получается работать, не знаю почему, много раз пробовал. Наверное, дело в том, что здесь много отвлекает: бешенный ритм мегаполиса, бурлящая жизнь, тусовка, а в Европе совершенно другая энергетика, там можно отключиться совсем и целиком сосредоточиться на мольберте.

В Берлине был знаменитый арт-центр “Тахилес”, нужны ли миру подобные “дома художников”?

Безусловно, в каждом большом городе нужны такие арт-центры, куда любой человек с улицы может прийти посмотреть, как работают художники. “Тахилес”, просуществовавший более 20 лет, к сожалению, закрыли, и протесты художников как раз свидетельствуют, что эта атмосфера творческого взаимобмена и непосредственного общения с аудиторией им нужна, как воздух. Я хорошо общаюсь с одним из основателей “Тахилеса”, он мне помогает в мастерской, эти ребята конечно жуткие панки и кажется у них единственный способ коммуникации с остальным миром — это творчество, но долго с ними общаться тяжело.

Что для вас творчество – эскапизм, способ отгородиться от боли?

Творчество – это терапия в любом случае. Если бы не живопись, я некоторые моменты своей жизни просто не пережил бы.

Беседовала Марина Довгер
Фотография: Raphael Mathes

Метка Довгер Марина, Иннокентий Баранов, современное искусство