Накануне своей юбилейной выставки «Полет в восходящем потоке», которая открылась в галерее ARTSTORY, Дмитрий Иконников рассказал ECLECTIC о творчестве, любимых художниках и поэтах, черной полосе и «Черном квадрате», о нелюбви к математике и любви к жизни во всех ее проявлениях. И напоил нас честным кофе.
Дмитрий, что представлено на вашей выставке?
Такая достаточно большая ретроспектива, работы разных лет. Несколько ранних сохранившихся работ, которые я написал в 16-17 лет. Какие-то картины я написал специально к этой выставке. Всего отправляю около 100 картин и ещё 50 листов графики.
Я даже не ожидал, что так будет.
Удастся увидеть историю становления личности художника.
Можно собрать реальную экспозицию. Не выбирая – плохо, хорошо.
С Михаилом Давидовичем Опенгеймом, владельцем галереи, мы знакомы давно. Он покупает мои картины. А потом мы обсудили возможность сделать мою выставку к 65-летию. Может это будет моя последняя выставка.
Что-то вы пессимистично настроены.
У меня сейчас плохая полоса в жизни. Я реально смотрю на жизнь, это не понты. Последние 15 дней у меня очень плохая жизнь. Моя жена в эти дни потеряла зрение. Она была красавица. Помогала мне делать книгу, настоящий мой друг. И вдруг теряет зрение. Мы сейчас бегаем по всем врачам, начиная от клиники Федорова до госпиталя Бурденко. Но она обязательно будет на этой выставке.
Все произошло с женой так резко без всяких предпосылок. Как, впрочем, и со мной последние 3 года. Кто мог подумать, что мне надо ставить клапан? Стал падать в обморок. Обратился к врачу. И срочная операция. А ведь я мог все! Я был классный мужик. Мог оторвать голову любому. Занимался каратэ, отлично плавал…
У нас с женой был замечательный тандем. Я пишу картины, а она всем остальным занимается. А теперь всем занимаюсь я и бытовыми вопросами в том числе. Это другая жизнь…
Без прозы жизни тоже нельзя. У вас есть главное дело – вы занимаетесь творчеством.
Это большое несчастье для всех, если человек занимается творчеством. Я у всех отнимаю время и еще много чего забираю.
А даете сколько?
Столько, сколько могу.
Как вообще вы стали художником? С детства мечтали, или кто-то вас вдохновил?
Я об этом написал в книге, которая будет на выставке. В этой жизни я мог стать только художником. В другой жизни может быть кем-то еще.
С чего вы все-таки начали рисовать?
Просто я больше ничего не умел. Рисовал я с детства. В школе учился достаточно плохо. По гуманитарным предметам у меня было все замечательно, а с математикой были большие проблемы. В старших классах преподаватель математики отнесся ко мне с пониманием. Он сказал, ты рисуй, а математику за тебя решат другие, тебе это не надо.
А есть у вас картина, которая вам особенно дорога?
Конечно, есть и не одна. Я не продаю очень много работ. Они в коллекции моей жены.
Есть ли художники российские, русские, зарубежные, которые вас вдохновляют, творчество которых вам близко?
Знаете, в 65 лет об этом сложно говорить. Были люди, которые были для меня богами, русские и зарубежные. Я всегда балдел от Борисова-Мусатова, Петрова-Водкина, когда-то и Фальк мне был интересен (сейчас не настолько). Очень любил Сезанна и Пикассо невероятно. Самый лучший художник в этом мире это Веласкес, он — просто гений. Может быть еще только Андрей Рублев, но Веласкес покруче! Восхищают художники 13-14 века и русские, и европейские — совершенно фантастические люди эпохи Возрождения. Это искусство проходит с другого бока. Я был во Флоренции. Это великолепные фресковые рисунки Пинтуриккио и других художников того времени, которые мне до сих пор очень интересны.
Я читала ваше интервью, в котором вы достаточно резко отзывались о представителях современного искусства.
Современное искусство разное. Я очень люблю Наталью Нестерову, нежнейшее отношение к Ольге Булгаковой и Александру Ситникову. Эта компания мне на самом деле очень приятна. Питерские художники Александр Кондуров, Латиф Казбеков… Их на самом деле немного – 25-30 человек. Для меня они являются художниками на все времена. Это ребята честные. Честная работа – очень тяжелая. Есть талантливые люди и, наверное, очень профессиональные, которые мне не интересны вообще. Потому что искусство – это даже не форма. У художника есть некоторое представление внутри, которое связано с «хлебом», с тем, что нужно писать, чтобы заработать. А есть внутреннее содержание. Картинки могут быть разные, но что вкладывается в них?
А поп-арт, стрит-арт вам не близки?
Нет плохого и хорошего искусства. Есть хорошие и плохие художники. Такие есть в любом направлении искусства. Это его идея жизни, восприятие, его мир. Направление на самом деле не важно, главное, какой ты художник. Можно заниматься чистым фигуративом и быть очень хорошим художником и очень плохим. Можно заниматься абстракцией и быть очень хорошим художником и очень плохим.
Для меня все очень просто. Мне не надо думать об этом. Я просто смотрю на картину и сразу вижу – он хороший художник или плохой. Я все картинки читаю как открытую книгу, поэтому мне не надо думать.
А как вам творчество прерафаэлитов???
Они очень неплохие ребята, правда, а есть еще и очень-очень неплохие ребята – импрессионисты. Один из лучших – это Дега и, конечно Сезанн – самый мыслящий человек.
Дега терял зрение и продолжал рисовать балерин. Он был очень состоятельный человек и мог себе это позволить…
Не в этом дело. Некоторые состоятельные люди пишут картины и печатают стихи и думают, что это хорошо. Это неправда. Хорошие стихи от плохих всегда можно отличить. Возьмите Ахматову — это настоящее. Посмотрите работы французского скульптора Антуана Бурделя, и вы узнаете, что это такое.
Для меня есть абсолютные вещи. У меня есть свое отношение к форме, пространству, ко всему, что делаешь. И это служит неким критерием для жизни.
Когда вам было легче писать, когда были молодым художником или сейчас?
Одинаково тяжело. В этом процессе много затрат самого себя. На самом деле это всегда очень большая работа. Просто мы к ней относимся по-разному. Ты об этом не знаешь, когда ты начинаешь или заканчиваешь картину, можешь думать о том плохо или хорошо, то, что ты сделал. Во время процесса тебя как бы нет, просто есть некое поле, в котором ты действуешь. Мыслей нет. Как только задумаешься – будет непорядок. Я не могу сказать: «Я чудесно написал». Ты должен придумать какую-то историю и потом «вытащить» это на холст. Когда ты работаешь, этого не замечаешь. Есть только «до» и «после». А потом ты уже думаешь, а что я сделал?
Повторяю, это большой труд. На три щелчка ничего не сделаешь. Всему надо сначала много учиться и много вложить в свой конечный результат.
Вам никто не говорил, что некоторые ваши работы по стилистике и атмосфере вызывают ассоциации с художником-мультипликатором Юрием Норштейном?
Нет, никто не говорил, и никогда об этом не думал. Это неожиданно для меня. Я с ним хорошо знаком. Всегда его любил и очень хорошо отношусь к нему как к художнику и к его жене Франческе Ярбусовой, тоже очень талантливой художнице. Они с ним работают в творческом тандеме.
Во все времена были произведения художников, которые не вписывались в общепринятые стандарты, вызывали споры, а потом признавались шедеврами, как «Черный квадрат» Малевича.
Вообще «Черный квадрат» Малевича – это отдельная форма жизни, это про другое. Это форма изложения истины. Это к искусству не имеет отношения, это манифест. Манифест про жизнь – он так решил. Эта вещь не обсуждается с точки зрения творчества, а только с позиций философии. Это декларация, его кредо. Нравится-не нравится – все равно. Это не Пинтуриккио. Эта картина не имеет отношения к тому, чем я занимаюсь.
На вашей выставке будут также представлены ваши стихи. Давно вы их пишите? О чем они?
Я пишу и делаю только о том, что я проживаю в жизни. Придумывать картинку я умею легко, это вещь несложная. Можно придумать заумную вещь со сложным формообразованием, которая будет никому непонятна. Я это давно прошел. В 18-20 лет я занимался всяким заумным творчеством. У меня были тогда в фаворе такие ребята, как Сикейрос, Ороско, Дали мне тогда нравился. Мне это сейчас не интересно. Интересна сама жизнь – я это точно знаю. Из жизни можно взять абсолютно все. Я по-настоящему люблю этот мир! Люблю красивых женщин, хорошие напитки, хорошие сигареты. В жизни так много всего интересного для меня.
Выставка открывается в юбилейную для вас дату – 65-летие. Это определенный рубеж в жизни и творчестве. Можете назвать какие-то ключевые события или поворотные моменты в своей жизни.
В 2014 году мне поставили сердечный клапан. Потом у меня случился инсульт. Я не мог говорить, двигаться. Я думал, что уже никогда не смогу рисовать и вообще нормально жить. Понимаете мое состояние? Но жена меня выходила и поставила на ноги. Остались проблемы с памятью, я стал плохо говорить. Попробовал писать – рука работает как автомат. И я стал работать. Было очень тяжело. Без памяти художнику очень плохо работать. Ваш багаж памяти содержит очень много всего, начиная от истории искусств и жизни, которую я прожил. Без этого багажа, как вы будете работать и писать картины? Невозможно. Мне надо было что-то сделать. Я начал делать вещи про себя и про то, как это есть. И они стали получаться. И потом уже, наверное, в 2015 году я решил, что мне нужна какая-то история про жизнь. И я подумал, смогу ли я еще раз сделать одну последнюю выставку? Это дало мне толчок, стимул. Я сказал себе, что смогу это сделать. И стал работать. И с 2016 года я понял, что все получится точно. Мне поможет моя любимая жена. И я ее написал. Татьяна помогла сделать книгу. Без этой истории, может быть, и не было этой выставки. Но это сделано! Это меня вдохновляет. Это может быть будет для моих друзей. Я хочу, чтобы люди знали, как я жил и какая это правда: не красиво и не плохо — неважно, а так, как есть. И в этом заключается для меня очень важная вещь.
А какой ваш любимый поэт?
Бродский, Саша Калашников, которого сейчас уже нет. Ахматова, Наум Олев (на его стихи написано много песен). Хороших поэтов я люблю.
Книжка любимая или персонаж?
Много лет, начиная с 14-ти, настольной книгой была «Мастер и Маргарита», неоднократно перечитывал. Когда-то очень любил Джека Лондона. Астафьев, конечно. В свое время просто балдел от Стругацких. В 18 лет прочитал всего Брэдбери. А сейчас после болезни, к сожалению, вообще ничего читать не могу. Раньше с удовольствием читал Пелевина, а теперь перестал нравиться. И, конечно же, Ремарк и Хемингуэй. Обожаю Сергея Довлатова, читаешь его книги и понимаешь о чем это. Я знал, что его талант со временем оценят по достоинству, и оказался прав.
Как вы относитесь к музыке?
К хорошей музыке отлично отношусь. Начиная от барокко, Бах, Моцарт, Led Zeppelin, Pink Floyd и даже группы «Алиса» и «ДДТ».
А вы пишете картины под музыку?
Конечно.
Дмитрий, вы фартовый человек? Я имею в виду пижонскую татуировку, прикид и вообще ваш стиль жизни. Вы внешне чем-то напоминаете такого бывалого моряка.
Наверное, это правда. На моем теле много изъянов. Я был портовым грузчиком, ходил на яхте, прошел под парусом Баренцево и Белое море. Я встречался с нехорошими людьми. Я фартовый человек, потому что я дожил до 65 лет. Никто меня не убил, а причин к тому было много. Наверное, для моих современников я фартовый человек: такую выставку делать в хорошей галерее, с новой книжкой – это все не просто так.
В завершении нашей приятной беседы хотим сказать, что очень рады знакомству с вами. Не сомневаемся, что ваша юбилейная выставка пройдет на высоте. Желаем, чтобы вы всегда были в восходящем потоке! До встречи на выставке.
Беседовали Людмила Зарубинская, Елена Новикова
Фото: Елена Новикова; из архива художника
Поделиться:
Еще на эту тему
-
Кайзер покинул здание
Креативный директор дома моды Chanel дизайнер собственного бренда Karl Lagerfeld модельер, фотограф, коллекционер и издатель, человек-бренд и просто Кайзер моды скончался сегодня в возрасте 85 лет.
-
Человек и его метаморфозы
Главный персонаж фотографий Ольги Володиной – человек. Ее работы завораживают и вызывают споры. У нее всегда есть «особое» мнение и скрывать его она не умеет. Фотография для нее – это своеобразный диалог с социумом. Она любит экспериментировать и устраивать перформансы.
-
Чемпионка-индиго
Прославленная спортсменка вышла на паркет и шагает на киноэкран
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.