Унесенный джазом

Джаз — одно из самых ярких культурных явлений ХХ века: он взорвал музыкальные представления минувшей эпохи и  подарил миру искусство импровизации. К концу столетия своего существования джаз стал площадкой для смешения различных традиций и направлений, к которым академическая музыка оказалась не готова.

Американский джазовый трубач Крис Ботти — представитель нового поколения джазменов, в своем творчестве он использует лучшие традиции из всех джазовых стилей, дополняя их авторскими интонациями и яркими импровизациями. Крис Ботти органично чувствует себя на одной сцене со Стингом, Полом Саймоном, Аретой Франклин, Джони Митчелл, Барбарой Стрейзанд, Андреа Бочел- ли, Винсом Джиллом. А его последний альбом «Impressions», выпущенный на лейбле Columbia, стал победителем 55-й Grammy Awards в номинации «Лучший альбом популярной инструментальной музыки».

Кристофер Стивен Ботти рассказал Eclectic о том, чему он научился у Стинга, о переменах в музыкальном мире и о том, почему сегодня, увы, не появятся новые The Beatles.

Крис, по вашим ощущениям, отличается ли новый ваш альбом от того, что вы делали раньше?

Я бы назвал этот альбом самым зрелым из всех моих релизов. Это точно тот диск, которым я больше всего горжусь. Я доволен своей игрой и качеством аранжировок, что, откровенно говоря, бывает не часто. И то, что мой новый альбом удостоен Grammy, — для меня еще одно лестное подтверждение, что он действительно получился неплохим.

Что для вас значат награды и премии?

Наверное, награды имеют большое значение для писателей и критиков, но для меня лично — это не то, ради чего я в музыке. Поистине величайшая моя награда — выступать с концертами по всему миру. Лучшего и пожелать нельзя. Актер становится центром внимания после получения «Оскара», а музыкант — каждый раз, когда выходит на сцену. Конечно, здорово быть отмеченным каким-то престижным жюри, но дело в том, что очень много музыкантов этой премии не получают, — и это совсем не значит, что они плохо играют или публика их не любит. В общем, я был счастлив удостоиться Grammy в прошлом году, но это необязательно должно означать конец чему-либо — двигаться всегда есть куда.

Один из ваших поклонников написал в твиттере, что получил от вас следующее напутствие: «Если ты действительно хочешь стать музыкантом, никогда не думай о другой работе». А какой самый дельный совет в своей жизни получили вы сами?

Пожалуй, самое важное — это найти свое любимое дело и гореть им, всецело посвящая себя ему. Я всегда был очень увлечен трубой — еще задолго до того, как понял, что смогу сделать музыкальную карьеру и гастролировать по всему миру. Мама говорила так: если тебе не доставляют радость ежедневные занятия на трубе, то это не твое и тогда не стоит заниматься музыкой. Потом я слышал нечто подобное и от других людей. Например, Стинг считает, что самоотверженно отдавать себя своему ремеслу изо дня в день намного важнее, чем быть популярным. А уже если тебе повезет, как повезло мне, этот ежедневный труд приведет к успеху.

Расскажите о людях, которые сыграли важную роль в вашей профессиональной карьере.

Мое увлечение музыкой состоялось во многом благодаря маме, профессиональной пианистке. Осваивать пианино под ее чутким руководством я начал с ранних лет. Хотя, как многие дети, всячески этому сопротивлялся и хотел играть на чем-то другом — а на чем именно, я понял, когда увидел телетрансляцию выступления джазмена Дока Северинсена. И уже в 12 летнем возрасте мне достаточно было услышать первые три ноты композиции “My Funny Valentine” Майлза Дэвиса, чтобы я окончательно осознал, что развиваться хочу в джазовой музыке.

И, конечно, не последнюю роль в моем творчестве сыграл Стинг. Все годы, что я пробыл в составе его группы, он старался вдохновить меня на сольную карьеру, помогал поверить в себя, давая мне возможность солировать перед миллионами людей. Более того, я часто открывал концерты Стинга по всему свету — и во многом благодаря этим сольным номерам на разогреве у звезды с мировым именем состоялась моя собственная карьера. Поэтому я безоговорочно обязан ему большей частью своего успеха. Стинг был и остается для меня лучшим другом и, можно сказать, старшим братом, готовым в любой момент поддержать.
Помимо профессиональных уроков, я научился у него не менее важной вещи — это наполнять радостью и страстью свои будни: вставать с постели, практиковаться, заниматься йогой, гастролировать. Честно говоря, во многих отношениях я изменил свои представления о жизни и работе после двух или трех лет турне с альбомом “Brand New Day”.

Вы многократно упоминали, что на вас сильно повлиял Майлз Дэвис — особенно его творчество в 1960 е. Какие перемены произошли в музыке с того времени? Есть ли что-то общее между тем периодом и современным этапом?

Я думаю, современная музыка любого направления — будь то джаз, рок-н ролл или что-либо еще — всегда будет отличаться от того, что было раньше. Музыкальная картина сегодня значительно разнится с прошедшими десятилетиями — и тем, как люди становятся звездами, и степенью их влияния. Вряд ли в ближайшее время появится новый Майлз Дэвис, потому как для таких прорывов в музыке сейчас просто нет благоприятных условий. Coldplay никогда не станут новыми The Beatles — сейчас совсем другое время, да им и не стоит переживать из-за этого. Главное для современных музыкантов — найти свою аудиторию. На самом деле, и я не ставлю перед собой задачи остаться в истории джаза. Скорее, я хочу, чтобы моя музыка добавляла немного радости в жизнь людей.

Что бы вы назвали самым важным, что характеризует вашу музыку?

Думаю, это то, что отличает меня от других джазовых музыкантов: звук моей трубы. Музыка может меняться в зависимости от того, играешь ли ты джаз, классику или что-то еще, но по уникальному звучанию твоего инструмента тебя будут узнавать во всем мире. Конечно, для музыканта это огромная удача — найти свой, ни на кого не похожий sound.

Вы часто говорите, что люди, которые слушают вашу музыку только в записи, на концертах могут не узнать те же самые композиции в живом исполнении. Так ли это на самом деле?

Да, мои живые выступления значительно отличаются от записей на дисках. Прежде всего потому, что на сцене я могу разнообразить свое исполнение неожиданными стилевыми вкраплениями — от классики до рока. А во время записи альбома приходится определиться лишь с одной версией композиции — такой, которая кажется мне лучшей из возможных.

Многие отмечают, что мои записи звучат «тихо и задумчиво», а живые концерты — совсем по-другому. Это то, что мне больше всего нравится в игре на трубе. Два величайших джазовых альбома Майлза Дэвиса “Kind of Blue” и “Sketches of Spain” записаны в довольно сдержанной манере, а его концерт “Live at the Plugged Nickel” — в противоположной стилистике. Как слушатель, я бы добавил в свой плейлист треки с первых двух пластинок. На мой взгляд, громкое, экспрессивное исполнение больше подходит для живых концертов, и мне не хо- телось бы включать безумные ритмы в свои записи.

Какой период в истории джаза вы считаете самым интересным и  почему?

Мой любимый отрезок — с 1959 го по 1965 год. Это было время самых серьезных достижений великих музыкантов, находившихся в зените расцвета своего таланта. Если провести аналогию со спортом, то это как боксеры, не проигравшие ни одного поединка за несколько лет. Именно в те годы игра Майлза Дэвиса взрывала все существовавшее ранее — это было новое слово в музыке, уже к середине 60 х он стал гораздо консервативнее. Поэтому, на мой взгляд, начало и середина 60 х — золотое время, когда блистали такие артисты, как Херби Хэнкок, Уэйн Шортер, Чик Кориа. Это определенно мои любимые джазмены.

Как изменился музыкальный бизнес за годы вашей музыкальной карьеры?

Он меняется каждый день, и, к сожалению, сам музыкальный и звукозаписывающий бизнес стал куда сложнее. Наверное, мне повезло, что у меня есть некий «тыл» — я постоянно гастролирую по всему миру. Но начинающим, честно говоря, приходится совсем не сладко. В наше время очень сложно получить доверие звукозаписывающих компаний, которые всё меньше хотят рисковать, начиная работать с молодым артистом.

Мы живем в уникальное время. Я не знаю, что будет дальше, и предугадать, какие перемены нас ждут, невозможно, но я все равно стараюсь быть оптимистом.

Меняются ли со временем ваши источники вдохновения?

Да, думаю, каждому творческому этапу соответствуют свои источники вдохновения. Сейчас я чувствую себя счастливчиком — просто потому, что выступаю по всему миру, и это очень вдохновляет меня на данном этапе моей жизни и карьеры. Это возможность исполнять живую музыку перед аудиторией каждый вечер и знать, что она с волнением слушает меня и мою группу. Мне повезло иметь то, что я имею!

Что для вас труба? Это лишь инструмент или нечто большее?

Моя труба со мной уже 14 или 15 лет. Это инструмент 1939 года, и это очень дорогая для меня вещь. Наверное, у меня нет больше ничего, что я ценил бы так же сильно, как эту трубу. Она везде со мной, и без нее моей музыки просто не было бы.

Какие моменты стали лучшими в вашей карьере, а какие — наоборот?

У меня было несколько моментов, за которые мне стыдно. Например, когда я перепутал ноты на телешоу. Конечно, мне тогда было совсем не смешно и хотелось провалиться сквозь землю. А лучшие моменты для меня — это проявление уважения со стороны других музыкантов, признание людей, которыми я сам восхищаюсь и с которыми работаю. Безусловно, это и выходы на сцену каждый вечер.

Какой комплимент из всех, сказанных в ваш адрес, был самым приятным?

Знаете, я был на концерте Дона Риклеса, чье творчество я обожаю, и он представил меня публике следующий образом: «Это Крис Ботти. Если вы еще не слышали его музыку, вы не слышали целого мира!..» После того как я услышал подобное из уст легендарного музыканта, у меня на миг земля ушла из-под ног…

Последний раз вы приезжали с концертом в Москву в 2013 году — какое сложилось мнение у вас об аудитории в России?

Иногда мне кажется, что русская публика даже больше увлечена джазом и классикой, чем в США. Еще на своих выступлениях в России я заметил, что русским людям больше всего нравятся классическая музыка и лирические композиции.

Беседовала Марина Довгер

Фото: предоставлены пресс-службой Криса Ботти

Метка музыка