Макс Покровский. 17 years old/young

«Умираю от тоски, от тоски,
Рву на попе волоски, волоски,
Пальцами живот щекочу, щекочу –
Интервью давать не хочу, не хочу!..»

Месседж этого четверостишия, написанного Максом Покровским десять лет назад, к счастью для журналистской братии и поклонников «Ногу свело!», не актуален — лидер группы таки дает интервью. Причем делает это он с запалом настоящего перфекциониста: если задали вопрос, отвечает максимально честно, развернуто.

Есть подозрение, что музыкант Покровский обстоятелен во всем. Однако, отвергая досужие домыслы, приведем весомые аргументы. Все они — далее по тексту. (Предлагается параллельно со словами Макса воспроизводить в голове воображаемый звуковой файл с размеренным темпоритмом его речи.)

Максим, интернет-сайты, специализирующиеся на “copy–paste” биографий знаменитостей, пишут: «Макс Покровский. Активные годы — с 1988‑го по настоящее время». Какие годы в вашей карьере вы назвали бы действительно активными?

В принципе, всё правильно пишут. Но есть две составляющие: первая — этапы существования коллектива «Ногу свело!». Вторая — моя активность, которая может быть публичной, а может — внутренней. Кстати, внутренняя не всегда выливается в публичную. А периоды у нас были такие: «Доисторическая эпоха»; «История Древнего мира» (это все, что начинается с «Рок-лаборатории» и заканчивается 1993 годом — фестивалем «Поколение‑93»); потом идут «Средние века», когда в середине 90‑х мы стали относительно большим коллективом, — у меня этот этап ассоциируется с песней «Хару Мамбуру»; и, наверное, время самого активного взлета длилось до 1997–98 годов — до презентации альбома «Сибирская любовь», которая проходила в Концертном зале «Россия», где у нас было три аншлага: один — почти, а два прямо совсем. Вслед за этим начинается «Смутное время». Оно воплотилось в альбом с названием «Бокс», который, на мой взгляд, музыкально является самым сильным и цельным. А с точки зрения успеха, этот альбом — самый провальный у «Ногу свело!». Потому что мы там совершенно бескомпромиссно поступили с музыкой — сделали так, как нам нравилось. Затем начинается выход из пике, ознаменованный альбомом «В темноте», который нам после провала «Бокса» удалось каким-то образом продать. Далее берет старт телевизионный период — мои беспрестанные явления во всевозможные программы, на ток-шоу. Самые громкие из них — три «Форта Боярд» и два «Последних героя». Квинтэссенцией этой деятельности явилась песня «Я не последний герой», которая шумела на Первом канале. Вслед за этим мы выпустили альбом «Идем на Восток», а потом еще и DVD «Потерянный поезд» по мотивам одноименного альбома. Говоря про это, всегда хвалюсь, что в день, когда мы закончили съемку, я весил 61 кг. Было много потрачено сил и нервов. И после этого началась «Великая депрессия», которая в каком-то смысле продолжается и до сих пор. Но тут я возвращаюсь ко второму аспекту: это вовсе не означает период пассивности. То есть «Великая депрессия» зиждется на отсутствии развития в том жанре, в котором я работаю. Если откатиться назад, в тот же самый 1993 год, можно увидеть, что мои амбиции, связанные с существованием в Москве как культурном центре и в движущемся поп- и рок-искусстве, были высоки. А в период, предшествовавший «Великой депрессии», который был связан с альбомом «Идем на Восток» и фильмом «Турецкий гамбит», я просто рвал и метал — в хорошем смысле этих слов. И потом до такой степени все остановилось в развитии в той среде, в которой я существовал, что потребность в самовыражении стала выливаться в какие-то другие формы. Это совпало еще и с моей усталостью от «Ногу свело!». Я остро почувствовал необходимость начать что-то делать самому. Это воплотилось в сингл и видеоклип «Шопинг». Мне хотелось больше учиться музыке там, где, собственно, родился жанр, интересный для меня. Я много лет промотался в Англию, последние два года — в Америку. Зачем? Не знаю. Возможно, потому, что здесь я ничего не могу себе предложить. А не развиваться я не могу.

И все-таки — для вас ценнее периоды внутренней или внешней активности?

Когда-то были важней внешние проявления — сейчас, определенно, внутренняя активность. Потому что она и есть цель, она является подлинной деятельностью. Впрочем, на данном этапе меня это немного раздражает, ведь результат «лабораторных работ» должен выходить наружу и приносить какой-то успех. В противном случае получается, что ты только у мамы на кухне талантливый. Сейчас с этим нет ясности, но мы на сносях: скоро выйдет новый альбом «Ногу свело!». Туда войдет достаточно много элементов моей деятельности за пределами России и за пределами группы. Я не стал бы их называть коммерческими, но очевидно, что все это будет подано под именем «Ногу свело!». Здесь нет лукавства, никакого обмана, потому что песен, сделанных в традиционном составе «Ногу свело!», в этом альбоме будет предостаточно. Во многих композициях участвуют пацаны из группы. И потом, я сам все-таки из «Ногу свело!». Значит, это будет стопроцентное детище «Ногу свело!», но чем новый альбом будет отличаться от предыдущих пластинок — мне сложно судить.

Вы говорите о неком «стопроцентном „Ногу свело!“». То есть надо полагать, что жанр, атмосферу, «карму» группы вы определяете четко. Поделитесь, в чем оригинальность коллектива, работающего под вашим началом?

Вы начали свой вопрос с того, что я понимаю «карму» «Ногу свело!», а я ее, безусловно, не понимаю. И это как раз причина того, что «Ногу свело!» является тем, что есть. Естественно – не единственная причина, потому что я не один тут пуп Земли. Скажем, я не знаю формулу хита и до сих пор пытаюсь научиться писать добротные песни. Не хочу по-фабрикантски говорить, но все равно мы понимаем, что в той или иной степени написание музыки — производственный процесс. Однако надо, чтобы песня была непременно своя, родная и чтобы она пришла сама и тогда, когда нужно. Согласитесь, парадоксальное заявление с моей стороны. Это говорю я, не зная формулы хита и производя годами нечто не понятное для публики (один из примеров уже прозвучал — альбом «Бокс», который многим показался странным). Возможно, в этом кроется причина, как говорят, «творческого долголетия». Такие штампы меня подбешивают, но я ими пользуюсь, потому что они, в конце концов, понятны.

«Интеллигентный панк», «панк-интеллигент» — вы согласились бы с таким определением себя?

Мне, в общем, льстит это понятие, эта формулировка, меня подмывает с ней согласиться, что я и делаю с большим удовольствием.

Какие из своих песен вы считаете переоцененными и наоборот?

Безусловно, переоцененная — это «Идем на Восток». Недооцененная? Например, «Печальная Лариска» из часто упоминаемого сегодня альбома «Бокс».

Вы любите создавать ремиксы на свои композиции – это попытка «дважды войти в одну реку», чтобы донести-таки до ушей слушателя свое творение?

Может быть, это и попытка. Но тогда она довольно вялая — в том смысле, что из меня «производитель ремиксов» так себе. Все весьма очевидно, потому что этим надо заниматься профессионально, каждый день. Один из самых замечательных наших ремиксов, кстати, сделал не я — Макс Вишневский. На песню «Хару Мамбуру». Что касается «дважды войти в реку» — мы делали это не лучше и не больше остальных. Надо было бы еще лучше и еще больше.

Позвольте отчасти личный вопрос: какие мгновения своей жизни вы считаете самыми значимыми?

Я являюсь настолько амбициозным и жадным до жизни и до результата, что постоянно отдаю себе отчет в том, что сделанное на настоящий момент — это только подготовка к чему-то более важному. Безусловно, есть большая опасность, что с такими принципами я пройду мимо своих главных мгновений, не пойму их, не оценю и потом буду очень об этом жалеть. Чтобы ответ на ваш вопрос был более полным, скажу (как бы тривиально это ни звучало), что этими мгновениями, наверное, были те, когда приходили какие-то музыки, мелодии. Например, когда пришли песни «Хару Мамбуру» или «Волки»: я помню, в какой момент ушел в себя, а потом раз! — отдал себе отчет в том, что у меня в голове музыка… Еще мы получали много разных премий. Значимы ли для меня эти мгновения? Значимы. Но я с ними как-то легко обращаюсь внутри себя. Для меня важные моменты — это когда просто очень хорошо, когда я слышу какие-то мелодии, когда понимаю, что жизнь хороша и богата событиями, что многого я не сделал и многое можно будет совершить, если постараться.

Вы человек, зависящий от обстоятельств?.. Ощущаете груз, внешнее давление, которые делают невозможной реализацию каких-то творческих планов?

Да, в последнее время особенно. Причиной является переход количества в качество. Нельзя быть постоянно недовольным, и нельзя терять амбиции. Я же их здесь потерял. В последние буквально полтора-два месяца (не стану сам себя уничижать и критиковать) я закончил производство нескольких стоящих песен — но при этом меня не могут не тяготить беготня, переезды, отсутствие дома. Когда я вижу, что музыкальная индустрия не рождает во мне желания состязаться в своей стране, начинаю понимать, что в итоге могу от недовольства перейти к меланхолии, а оттуда — два шага до деградации. Это надо очень внимательно сечь.

Пока удается балансировать?

Не знаю. Надеюсь, что удается. Но это действительно очень давит. Мои английские пацаны говорят, что в области музыки каждый англичанин хочет стать американцем, а каждый американец — англичанином. А нам, ребятам из Восточной Европы, хочется стать и англичанами, и американцами, и остаться русскими, украинцами и белорусами — не потерять свое. В нас настолько много намешано — в том числе парадоксального. И это тоже давит. Хочется уже к чему-то прибиться, быть «приписанным к какому-то порту». В данном случае идеальным вариантом для меня было бы переформатирование «Ногу свело!» в интернациональный проект: очень сильно давит жесткая локальность. В жанре поп-музыки она почему-то проявила себя и приобрела очень уродливые формы.

Соответствуют ли вашим метрическим данным нынешний статус и душевное состояние?

До вчерашнего дня мне удавалось оставаться «семнадцатилетним раздолбаем». Впрочем, мне удается это и сейчас без особых усилий. Я могу на гастролях нормально погулять — и после концерта пойти не чайку попить, а в клубе оттарабанить так, что мама не горюй! И все же в какой-то момент времени я понял, что чувствую себя даже старше своего возраста. Потому что, во‑первых, тебе постоянно капают на мозги — «остепенись, будь серьезным», — а во‑вторых — у меня складывается впечатление, что я взвалил на себя задачу бóльшую, чем реально могу осилить. Это меня в самом себе пугает. Ведь я не остановлюсь — буду ползти, как муравей, движимый инстинктом, потому что по-другому никак. За последние несколько лет было пройдено несколько этапов, свершилось немалое количество событий, обозначился определенный конфликт с группой «Ногу свело!». Обращаю внимание: это конфликт с самим собой в «Ногу свело!», а не с парнями из группы, которым надо ставить памятник за то, что терпят меня. Нынешний состав «Ногу свело!» ничем не хуже «золотого». Кстати, это условная терминология — я ничего и никого ни с кем не сравниваю: говорят же, например, про Deep Purple времен работы с Гилланом. Между прочим, в том составе мне жилось плохо, в реальном коллективе — очень хорошо. Но я не могу с «Ногу свело!», которая есть, работать на мировую публику… Я самостоятельно сделал много неправильных творческих шагов за пределами России, где из меня старались сделать кого-то другого. И на компромиссы шел, потому что из меня кого ни лепи — все равно я круче всех. Однако у всего есть предел. Один западный продюсер был очень удивлен успешности «Хару Мамбуру», сказал — у такой песни здесь нет ни одного шанса стать хитом, это не транспонируемый товар. И это, конечно, все давит, превращает меня в такого угрюмого старикашку, который понимает, что надо постоянно думать, искать какие-то выходы. При этом я понимаю, что выходы можно найти только тогда, когда будешь в состоянии семнадцатилетнего и, безудержно пьяный, станешь все крушить и ломать.

Беседовала Юлия Смолякова
Фотографии: Михаил Бучин

Метка Интервью, Макс Покровский, музыкант