Нас спасет только астероид

Вы говорите о звериной серьёзности, но в нулевые возникли юмористические стендапы, тот же «Камеди клаб». Как это объяснить?

Не удивляйтесь, но, строго говоря, первым стендапером в новейшую эпоху стал Путин. Его ответы про «лодку, которая утонула» и т.д. – это типичный стендап. Элементы стендапа – главный элемент, который сам Путин привнёс в политический стиль Путина. Это его ноу-хау, оно интересно ещё и потому, что на Путине иссякла культура анекдота. Вся история с Жераром Депардье и его переездом в Россию – это же, натурально, анекдот, рассказанный в лицах. Вместо того чтобы становится героем анекдотов, персона власти стала их рассказчиком. (Хотя, может, поэтому анекдоты и закончились – не зря же говорили, что к их созданию прикладывала ручку Госбезопасность). Однако как в исполнении Путина, так и в исполнении «Камеди клаба» стендапы выглядят, увы, как иллюстрация к закадровому смеху. Закадровый смех – это, безусловно, совершенно новый атрибут тоталитарной культуры, показывающий, что она никуда не делась, и что её нынешним материнским телом является шоу-бизнес.

Но не только закадровый смех тоталитарен. Куда более тоталитарен искренний смех, вызываемый в массовом порядке и производимый, например, на кинофабриках. Я считаю, что Чаплин, который имел амбиции пророка, говорящего на языке визуальных притч, – одна из главных фигур тоталитаризма XX века. Почему? Смех – это самая эффективная форма приказа, наименее опознаваемая в качестве приказа. (Отсюда игра в диктатора и его двойника, за которую берётся Чаплин в «Великом диктаторе»). Побуждая к смеху, можно дирижировать массами куда лучше, чем, например, это делает радио (Маршалл Маклюэн сравнивал его с барабаном, которому подчиняется ритм нашей жизни). То же самое можно сказать о комиках-конкурентах Чаплина – комике без улыбки Бастере Китоне и техническом виртуозе смеховых кульбитов – Гарольде Ллойде. Чаплинскую линию в отечественном комедийном кино продолжал Эльдар Рязанов, китоновскую и ллойдовскую – Леонид Гайдай. Но до них был Александров, без которого невозможно представить эстетику высокого сталинизма. И Раневская, остроты которой и сегодня наперебой цитируют, была органичной частью сталинского эстетического проекта, официальным шутом в его рамках. Интересно, например, что по фильму Александрова «Весна» можно судить, насколько легко можно было сделать в этом проекте шаг от неоклассики к пародии: помните эпизод, где в фильме на киностудии сталкиваются несколько Гоголей?

Согласитесь, что происходящее уже не смешно. Будем ждать следующего метеорита?

Смешно, смешно! Я на эту тему давно шучу: мол, нас спасет только астероид. Это немного мрачно, из разряда черного юмора. Но чёрный юмор сегодня – один из немногих способов, через который люди продолжают помнить о смерти. Momento mori – хороший способ избавиться от настигшей нас притупленной чувствительности. Смех – это анестезия, – говорил на заре медицинской анестезии Анри Бергсон. С тех пор прошло немало времени и стало ясно, что эмоциональная анестезия является способом продвинуть тот или иной вариант искусственного возбуждения. Искусственное возбуждение – это состояние, когда стихии и страсти воспринимаются как лабораторные объекты, с которыми надо взаимодействовать через стекло. Однако человеческое «Я» состоит из стихий и страстей, и отказ вступать с ними в непосредственный контакт означает ситуацию, когда мало кто хочет жить и действовать от первого лица. Да и возможностей для этого всё меньше. Единство эмоциональной анестезии с искусственным возбуждением воплощают депрессии. Думаю, очень скоро будут популярны психотренинги, где станут учить правильно входить в депрессию. Нужную депрессию будут подбирать, как диету. Дарю идею – уверен, будет большой спрос.

Постойте Андрей, постойте. Вы сказали про оценки? Я сейчас снова включу диктофон – повторите еще раз, пожалуйста.

Я уже сказал, что никто не хочет действовать от первого лица, но главное убедить себя в том, что все мы от первого лица действуем!!! Актёрам мы доверяем играть какие-то роли понарошку, а политикам – всерьёз. В этом массовое бессознательное проявляет свою хитрость. Однако самообман без возможности признаться в нём – невроз в классическом смысле слова. Блокировка перехода бессознательного в воображаемое. Мотивы действуют исподтишка и не могут преобразиться в цели. Благодаря ТВ эта блокировка поставлена на поток: «Вы будете БОЛЕЕ ЛУЧШЕ лгать самим себе». Так что у нас и экономика сырьевая, и люди вернулись к состоянию первозданного сырья: глины. Так комфортнее.

У глины уже нет будущего или еще нет прошлого? Мы сможем когда-нибудь расстаться с нашим прошлым, смеясь?

Когда рассмеёмся над собой не на шутку.

Беседовала Нино Самсонадзе
Фотографии Эмилия Жилова

Благодарим сеть кафе «Академия» (Semifreddo Group) за помощь в организации съемок

Метка Ашкеров Андрей, Нино Самсонадзе, Эмилия Жилова