«Красный крест» русской истории. Не нужно повторять

Саша Филипенко – один из самых ярких писателей последних лет. Уроженец Минска, живущий в Санкт-Петербурге, дебютировал книгой «Бывший сын». Она повествует о белорусском мальчике, который провел в коме десять лет и проснулся в другой стране и, в общем-то, другой семье. Последовавший за ней роман «Замыслы» вполне вероятно будет экранизирован. Третье произведение «Травля» стало максимально точным отражением российской действительности нынешнего десятилетия. Весной 2017 года увидела свет четвертая книга писателя «Красный крест», рассказывающая историю контактов Наркомата иностранных дел СССР и Международного Красного Креста в годы Великой Отечественной войны. Eclectic встретился с Сашей Филипенко и поговорил с ним о романе, власти, ценности человеческой жизни и многом другом.

Александр, «Красный крест» вышел около двух месяцев назад. Много ли отзывов вы получили за это время?

Очень много! И мне приятно, что значительная их часть приходит от молодежи. Многие пишут, что до знакомства с «Красным крестом» ничего не знали ни про Солженицына, ни про Шаламова, а теперь обязательно прочтут этих авторов. Может быть, до меня не доходят негативные рецензии, но, судя по моим ощущениям, большинство отзывов положительные. Кроме того, в издательстве говорят, что книга хорошо продается.

А что пишут люди в своих отзывах?

Пишут разное. Одни просто благодарят за новую информацию, другие задают вопросы. Безусловно, всех шокируют представленные в романе документы.

Ваши предыдущие книги, так или иначе, рассказывали о нашем времени. Насколько тяжело было писать о прошлом, причем, довольно далеком?

Человек, который шутит вопреки

Это была очень интересная работа. Вообще, хорошо, когда история есть не только в книге, но и у самой книги. Все началось с того, что однажды на презентации ко мне подошел читатель и попросил подписать экземпляр. Мы разговорились, и оказалось, что он историк-архивист, который занимается документами. Молодой человек, его зовут Константин, спросил, интересно ли мне будет периодически получать от него какие-то исторические бумаги. Я с радостью согласился, но из тех документов, что он присылал мне в течение нескольких следующих лет, никакая история не склеивалась. При этом зачастую в них содержалась совершенно шокирующая информация. Например, есть официальные свидетельства, из которых следует, что когда Советский Союз освобождал немецкие лагеря, включая Бухенвальд, он разбирал их на доски, вывозил в систему ГУЛАГа и собирал там заново для своих заключенных.

Однажды Костя позвонил и сказал, что к нему попали два документа из переписки Международного комитета Красного Креста с Советским Союзом об обмене военнопленными, и что по его ощущениям наши на письма организации не отвечали. После разговора я зашел в ванную, простоял под душем минуту, и за это время придумал весь роман. Мне показалось, что мы сможем рассказать эту историю через машинистку НКИДа (нынешний МИД), которая работает с документами. Я с намыленной головой перезвонил Косте и попросил его никому не рассказывать об этих бумагах, чтобы сохранить интригу для книги. Мы стали искать факты, поскольку у нас было только предположение, что Советский Союз не отвечал на письма Красного Креста. Начали писать официальные запросы от издательства, но в архивы МИД нас так и не пустили. Я просил, чтобы нам предоставили шестой фонд Молотова, однако мне ответили, что он полностью открыт. В процессе работы стало ясно, что в свободном доступе находятся не все документы. Мы связались с архивом Красного Креста в Женеве, и там согласились показать нам всю переписку с Советским Союзом. К сожалению, для СССР и к счастью для меня, швейцарцы вели биографию каждого письма. Эти документы мы приводим в конце романа, и каждый читатель может увидеть, что сообщения Красного Креста с предложениями об обмене пленными оставались без ответа. В книге есть момент, когда главная героиня приезжает в архив и внимательно изучает бумаги. Так вот мы были на ее месте и сами засвидетельствовали все факты.

Переписка Красного Креста с Советским Союзом составляет всего три папки. При этом архив переписки той же организации с Германией занимает три огромные комнаты. Так получилось потому, что немцы с первого дня войны начали волноваться о судьбе каждого своего военнопленного, в то время как СССР собственные бойцы не волновали, и страна относилась к ним как к пушечному мясу. Мы не попали в российские архивы, но нам удалось грамотно разыграть эту шахматную партию. Ведь когда вы знаете ходы белых, не сложно выстроить ходы черных.

У действующих лиц романа есть реальные прототипы?

Единственные вымышленные персонажи – это главная героиня, Татьяна Алексеевна, ее супруг и их ребенок. Остальные люди, например Попков и Азаров, существовали на самом деле. Более того, все события из книги основаны на реальных документах. Если мимо героини проезжает автобус Leyland, значит, в тот день он и вправду там проезжал. Если Татьяна Алексеевна покупает какие-то газеты, значит, тогда она могла приобрести только их. Мы узнали фамилии людей, которых арестовывали в Москве, реконструировали их разговоры.

Как я уже сказал, работать было очень интересно, но при этом довольно сложно. Выход книги задержался на несколько месяцев из-за определенной сцены, когда главная героиня идет с нянечками покупать прессу. Этот момент я воссоздал по фотографиям, а потом отчего-то решил перепроверить в других источниках дату выхода журналов, которые они приобретают. И мы поняли, что в датировке фотографии ошибка, поскольку эти журналы тогда еще не вышли. Тираж романа на тот момент уже уехал в типографию, и я направил в издательство запрос, чтобы его вернули. Там моей просьбе, конечно, не обрадовались, однако сотрудники пошли на встречу, и мы внесли необходимые правки.

Как работа над романом повлияла лично на вас?

Работа над книгой потребовала затраты немалых сил. Раньше после каждого романа я всегда знал, что буду писать дальше. Сейчас первый раз мне нечего сказать по этому поводу. Моя супруга Маша говорит, что два года, пока я писал «Красный крест», со мной было довольно сложно общаться (хотя это и так не просто). Все это время я очень эмоционально реагировал на различные публикации в фейсбуке о том, как прекрасно жилось в СССР, и довольно остро воспринимал моменты, когда книги, где ГУЛАГ называется прекрасным местом, выигрывали литературные премии. Сложно относиться к такому спокойно, когда каждый день вы читаете бумаги о том, как правильно изымать у заключенных золотые коронки и так далее.

Но написать эту книгу надо было обязательно, поскольку, когда к тебе попадают такие документы, твой долг поделиться ими с людьми. Я не верю, что литература может что-то менять. У Солженицына и Шаламова были миллионные тиражи, ну и к чему мы пришли сегодня? Но я верю, что этот труд нужно выполнять, поскольку такие истории должны быть преданы огласке. Моя работа на данном этапе завершена. Теперь роман будет жить своей жизнью, которая зависит от читателей.

В книге мы видим колоссальную разницу между СССР и европейскими странами в отношении к своим пленным. Как вы считаете, причина этого кроется только в государственной политике Советского Союза или же здесь стоит говорить еще и о каких-то глубинных вопросах, касающихся российского менталитета?

Одна из основных причин такого отношения к своим пленным заключалась в том, что советская власть была бесчеловечна. Кроме того, существует ряд причин, которые также повлияли на положение советских узников. Во-первых, СССР не подписал конвенцию о военнопленных и не считал нужным ее соблюдать. Во-вторых, немцы эту конвенцию подписали, а в ней говорится, что даже если одна из сторон ее не подписала, другая обязана брать на себя ответственность за пленных. Исходя из этого, Советский Союз считал, что Германия должна относиться к нашим солдатам в соответствии со всеми нормами. Однако в итоге английские военнопленные сидели в кожаных куртках, играли в лапту и получали из дома посылки, а советские узники, находившиеся в тех же лагерях, умирали от голода. Так происходило потому, что англичане тоже подписали конвенцию, и немцы знали, что как только пострадает какое-то количество британцев, та же участь немедленно постигнет немецких бойцов. В третьих, никто никому не доверял, и стороны не были уверены, что те или иные соглашения будут соблюдаться. В четвертых конвенции работают тогда, когда вас кто-то может наказать за их нарушение. А кто мог наказать Советский Союз и Германию? При этом я твердо убежден, что если бы советская власть захотела позаботиться о своих военнопленных, она сумела бы это сделать. Но, исходя из всех документов, что мы получили, можно сделать вывод, что ей на своих солдат и офицеров было наплевать.  

То есть дело только во власти? Например, есть мнение, что для западного менталитета главной ценностью является человеческая жизнь, а в России она имеет куда меньшую значимость.

Это интересный вопрос. Человеческая жизнь в России никогда ничего не стоила. Однако нельзя обобщать и говорить, что все русские такие, а, допустим, немцы сякие. Мне кажется, что в ситуации с советскими военнопленными ключевую роль сыграла именно советская власть, которая думала только о решении каких-то своих задач. Если сейчас вы зададитесь элементарным вопросом, сколько было пленных во время Второй мировой войны, то вряд ли получите ответ. В одном официальном источнике увидите число шесть миллионов, в другом – четыре и так далее. В одних и тех же книгах, двигаясь от страницы к странице, вы будете видеть, как выпадают цифры в двести тысяч военнопленных. И точного ответа на этот вопрос до сих пор нет и непонятно, как с ним быть. Мне кажется, мы должны разузнать про каждого человека, поскольку даже одна судьба – целый космос. Собственно, об этом мне и хотелось рассказать в «Красном кресте». Чтобы люди, которые наклеивают на свои автомобили надписи «1941-1945 можем повторить» задумались над тем, что собираются повторять. Сегодня все говорят о дне победы, а я думаю, что нужно говорить о дне скорби и большой трагедии. Это были не соревнования и не олимпийские игры. А сейчас 9 мая отмечают так, будто это победа в каком-то хоккейном матче, а не ужас и смерть, с которыми столкнулись люди.   

Александр, а вы не думали, что люди, клеящие подобные наклейки, просто-напросто обвинят вас во лжи?

Они так и делают. Знаете, при подготовке книги мы с издателем выбрасывали из текста красивые предложения, пытаясь сделать его максимально лаконичным. Нам хотелось, чтобы он тесно взаимодействовал с представленными документами. И мне казалось, что когда ты приводишь официальную бумагу, ей уже нельзя возразить. Но все равно я услышал от некоторых людей, что мы распространяем ложные сведения, и что эти документы специально вбрасывались в ельцинскую эпоху с целью очернить советскую власть. Наверное, многим не нужна эта правда или им сложно ее принять.

Вот в Питере, например, недавно сняли памятную доску маршалу и президенту Финляндии Карлу Маннергейму. При работе над романом мы видели довольно известный документ, указывающий, что в 1942 году Маннергейм написал в Красный Крест, что у него большое количество советских военнопленных, которых нечем кормить, и попросил прислать для них продовольствие. В результате в Финляндию из Швейцарии через Германию приходили эшелоны с едой для наших военнопленных. Мне кажется, вот что на самом деле важно в его биографии.

В «Красном кресте» есть момент, когда Татьяна Алексеевна рассказывает, как перепечатывала в ноябре 39-го выступление Молотова, где говорилось, что «не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемая фальшивым флагом борьбы за «демократию». Также в книге вы рассказываете, что посла СССР отозвали из Франции и осудили в сентябре 1941 года на пять лет «за антигерманские настроения». Получается, советская власть была не только бесчеловечной, но и лицемерной?

Конечно! Любая власть лицемерна, и не нужно думать, что во Франции, Англии или Италии она хорошая. Для меня нет разницы между советской властью и фашизмом. Мне кажется, что это два одинаковых зла. И в 1945 году одно зло победило другое. И тот факт, что немецкие лагеря разбирали и перевозили в ГУЛАГ, является наглядным тому подтверждением. Разница лишь в том, что в Германии случилось покаяние, а в России продолжают рассказывать, что победители чуть ли не святые и начинают смешивать погибших в этой войне с ублюдками, которые ее устроили. Мы знаем, что когда люди умирали во время блокады Ленинграда, туда самолетами поставляли фрукты для верхушки. Это ужасно и об этом нужно говорить. У меня в Германии состоялись четыре презентации «Красного креста», и после Мюнхена я поехал в музей Дахау. Прошел там мимо надписи «Труд освобождает» и услышал удар. Это 12-летний парень, которому что-то рассказывал учитель истории, упал в обморок. Вообще по лагерю постоянно курсируют машины «Скорой помощи», поскольку обмороки там довольно частое явление. Музей часто посещают немецкие школьники, которым рассказывают о случившемся ужасе и том, что мы не должны забывать уроки истории. А у нас мемориальный комплекс «Пермь-36» переделывают в лагерь доблести надзирателей и рапортуют, как славно было туда попасть, поскольку там можно влюбиться в конвоира.

Муж главной героини и другие военнопленные пострадали из-за человека, который донес на них сотрудникам НКВД. Насколько, по вашему мнению, система доносов работает сегодня?

Мне сложно оценить работу этой системы, но я думаю, что с ней надо быть очень осторожным, поскольку народ будет в это заигрываться. Как сказал, кажется, Дмитрий Быков, когда люди хотят Сталина, они всегда хотят и репрессий. Причем не для себя, а для соседа. И в этом весь ужас, поскольку все всегда считают, что именно их чистки не коснутся. У меня на доме в Петербурге висят уже две таблички «Последнего адреса». Эти люди были простыми рабочими – один сапожник, другой сотрудник артели. Сейчас они реабилитированы, но тогда их расстреляли только потому, что кого-то нужно было казнить. Годы репрессий представляют собой целую эпоху страха. Я думаю, что зачастую люди занимались доносительством, поскольку думали, что это их спасет. Но в конечном итоге забирали всех.

Если говорить о человеке, который сдает мужа Татьяны Алексеевны и других военнопленных, то он, во-первых, просто глупый, а во-вторых его отпускают из-за того, что он ничего собой не представляет. Зачастую каких-то рядовых представителей низших слоев просто освобождали. Но мы-то понимаем, что он выжил потому, что продал остальных. Таких историй было много.

Главный герой говорит своей соседке Лере, что «мы должны придумать, как поступить с человеком, который полностью себя исчерпал» и что «экспедиция на Марс провалится, если мы отправим туда старого человека». Но как создать этого нового человека, не повторив прежних ошибок?

Да, мы сейчас действительно собираемся покорять Марс, но, по моему мнению, лететь туда никому из нас не надо. Человечество ничего хорошего не сделало здесь, не сделает оно этого и там. Люди, безусловно, будут меняться, но все равно продолжат тащить за собой груз своих ошибок, периодически о них забывая. Поэтому иллюзий на тему того, на Марсе построят дивный чудный мир, у меня нет. Скорее всего, там случится ровно тоже, что и на Земле. Но мне хотелось бы, чтобы каждый читатель ответил на вопрос о новом человеке самостоятельно. 

У вас когда-нибудь возникали проблемы из-за ваших книг?

Как правильно заметил Дмитрий Глуховский, литература является сегодня последним прибежищем свободы. Ее не трогают, поскольку такой маленький мирок едва ли может на что-то повлиять. Ну, вышел «Красный крест» тиражом три тысячи экземпляров. Сколько человек его прочитает? Пусть десять тысяч. Потом книгу переиздадут, и с ней познакомятся еще столько же. Если бы я вещал на «Первом канале» и воздействовал на широкие массы, тогда ко мне действительно могли бы появиться претензии. А то, что происходит в узком кругу интеллигенции, никого не волнует. Поэтому проблем не возникало.

Беседовал Дмитрий Веселов
Фото Александр Паничкин

Метка Интервью, книги, Саша Филипенко

[fb-like-button]