Суини Тодд - Гамлет с бритвой в руке

Театр на Таганке в этом сезоне предлагает зрителям пирожки с человечиной: в конце января нас ждет премьера мюзикла Стивена Сондхайма «Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-Стрит». Окунуться в атмосферу Лондона XIX века, посмотреть, как с его жителями бесстрастно расправляется депрессивный цирюльник, увидеть, как страсть своего друга использует для решения продовольственного кризиса его беспринципная подруга, мы сможем благодаря режиссеру Алексею Франдетти. Актер по образованию и выпускник ВГИКа, Алексей известен яркими образами в кино и на сценах московских театров. Но четыре года назад его тяга к мюзиклам и травма, полученная на одном из спектаклей, заставили его занять режиссерское кресло. С тех пор он выпустил несколько успешных спектаклей и даже стал лауреатом премии «Золотая маска» за «Рождество О’Генри» (Театр им. А.С. Пушкина). Мы побеседовали с молодым режиссером о том, чего же хорошего в мюзикле о маньяке, иммерсивных спектаклях и современном состоянии жанра мюзикла в России.

Читая твою биографию: мама — журналистка, тетя — солистка Большого, музыкальное образование, с ранних лет на сцене, диджей на радио, поступление во все театральные вузы Москвы и окончание того единственного, куда не поступил, так и хочется сказать, что мюзикл — как синтетический жанр — просто создан для тебя. Как вообще состоялось твое знакомство с ним?

Началось все с того, что классе в восьмом мне попала в руки видеокассета с мюзиклом «Кошки», вот тогда я и понял, что это — мое. Мой самый первый мастер в Ташкенте, Марк Яковлевич Вайль, тоже тяготел к этому жанру. Все его спектакли были музыкальны и близки к нему. То есть все это во мне взращивалось с самого входа в профессию. Поступив в школу-студию МХАТ, я тоже понимал, что буду этим заниматься. Другой вопрос, что к режиссуре я пришел не сразу. Это уже был процесс.

На то, что в итоге ты стал режиссером, повлияла твоя травма на спектакле «Фан-Фан Тюльпан»?

Просто так сложилось. Травма была уже следствием. Все началось с того, что мне очень хотелось играть в мюзикле «Пробуждение весны». Мы с моим агентом купили  на него права. Я начал искать, кто и где мог бы его поставить. Так прошло какое-то время, на героя-школьника я, наверное, уже не тянул, и вот мы начали обсуждать постановку с Кириллом Серебренниковым. Он и предложил поставить спектакль с ним вместе, как постановщик. Все получилось естественно. Но мечты стать режиссером не было. Я артистом хотел быть, и я им стал.

Мы впервые столкнулись с тобой на фильме  «Жестокость», где ты играл Танцора, персонажа, который много экранного времени проводит без одежды, потом среди твоих актерских работ возникли «Зимний путь», «Квест» и вот – «Маньяк-парикмахер»… ты смелый экспериментатор и не боишься реакции прессы и публики?

Я только за эксперименты! Мне кажется, как только я или мои картины и спектакли станут похожими, сразу станет скучно. Есть режиссеры и актеры, которые двигаются в одном направлении, и развивают его. Мне как раз кажется, что здорово, когда после камерного «Рождества О’Генри» появляется гигантский спектакль в Петербурге «Иосиф и его волшебный плащ снов», потом вдруг опера, затем МХТ с конфетно-розовым спектаклем, затем драматическая постановка с Нонной Гришаевой про Джуди Гарланд. Это помогает моему развитию как режиссера. У меня же нет специального образования. Мне приходится добирать опыта в процессе. Вот я и добираю.

Сцена из мюзикла Стивена Сондхайма «Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-Стрит», Реж. А Франдетти

Такое ощущение, что ты сейчас главный идеолог жанра мюзикл в России, конечно есть Stage Entertainment, Театры Оперетты и мюзикла, но это организации, а ты такой смелый герой-одиночка, ты себя таковым не ощущаешь?

Я не ощущаю себя одиночкой. Во-первых, у меня прекрасная команда. Во-вторых, я понимаю, что мы все вместе идем в одном направлении. Но у каждого из нас свой путь. Театр «Московская оперетта» и Театр мюзикла развивают жанр российского оригинального спектакля. Stage Entertainment дает возможность увидеть уровень, в первую очередь технический, мировых хитов жанра. Мне кажется, в моем случае я нашел тот самый синтез, который работает в нашей стране: я стараюсь работать с лицензионным материалом, но делая из него все-таки собственный спектакль. Я надеюсь, что в скором времени смогу поставить какой-то совершенно уникальный спектакль с оригинальными либретто и музыкой. Конечно, хотелось бы, чтобы была какая-то поддержка, в первую очередь, административная, но какие мои годы, я занимаюсь этой профессией всего четыре года!

Как-то в интервью с Еленой Ваенгой мы обсуждали тему российских мюзиклов. Она как раз вернулась с Бродвея и утверждала, что наши вторичны, бедны и не стоят посещения. Ты много и профессиональным взглядом смотришь западные мюзиклы. Какое у тебя мнение на этот счёт?

Российский мюзикл находится в состоянии подросткового роста. Это когда болят кости, происходит гормональный всплеск… Мы развиваемся. Это — нормально. Я тоже только что в очередной раз вернулся с Бродвея, где посмотрел очень много спектаклей. Да, в первую очередь это техника. И актерская и технология выпуска спектаклей. Когда я поднял голову на мюзикле «Гамильтон» и увидел сколько там висит света… Ни в одном российском спектакле такого нет.
Безусловно, до бродвейского уровня нам еще расти и расти. Здесь еще и вопрос внутренней организации, конкуренции, отношения к работе, менталитета. Там нельзя сделать плохо, допустить одну и ту же ошибку дважды. Бродвей, конечно круче. Но и мы до этого уровня доберемся. Когда будем делать с тобой интервью лет через пятьдесят, ты будешь главой большого издательского дома, а я — руководить крупным продюсерским центром, вот тогда мы посмотрим, до чего мы доросли.

На мой субъективный взгляд сейчас не время для вампиров и маньяков, интерес к такому хоррору остался в 70-80-х. Однако в Москву привозят «Бал вампиров», который шёл в Питере, ты ставишь «Суини Тодда», вы предвосхищаете возрождение этого тренда или просто ставите то, что нравится именно вам?

Я вообще не думал о тренде. Мы делаем такой мюзикловый «Гамлет». Это история о человеке. В оригинальном названии он не «маньяк-цирюльник», он — «демон». Мне захотелось уйти от этой формулировки. От этого привета 70-м, когда спектакль был придуман. Маньяк — это что-то более персонифицированное и человеческое, что ли. Для меня важнее всего история и взаимоотношения героев.

Сцена из мюзикла Стивена Сондхайма «Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-Стрит», Реж. А Франдетти

Однако в мюзикле есть и такие не очень приятные моменты, типа пирожков с человечиной. В интервью журналу Interview ты сказал, что считаешь, что темой мюзикла может быть что угодно, а есть ли какая-то тема, которая не подходит для этого жанра?

Даже за эти четыре года я поднимал в своих работах очень разные темы. В «Пробуждении весны» обсуждаются непростые: и насилие в семье, и гомосексуализм, и суицид, но сделано это настолько талантливо, что мне кажется они не вызывают отторжения. Сейчас в Нью-Йорке я посмотрел мюзикл про подземку, где все действие происходит на станции метрополитена. В спектакле «Дорогой Эван Хэнсон» почти голая сцена, на которой всего восемь персонажей. К финалу я просто ревел. А на следующий день смотрел «Холидей Инн», где огромные декорации, очень дорогие костюмы, мощный оркестр, а я скучал. Спектакль можно сделать из чего угодно. Главное не тема, а ее воплощение и уровень таланта создателей.

Когда ты воплощал «Суини Тодда», твоя история претерпела изменения. Он получился немного другой, по сравнению с оригиналом?

Он немного другой у всех. У «Суини Тодда» довольно богатая история: его делали и в Германии, и в Японии, и в Корее. У хороших режиссеров всегда своя версия. Это нормально! Сколько в мире идет «Чаек» или «Трех сестер», у каждого режиссера — они свои. Но, как это обычно происходит, я не поменял ни ноты, ни буквы. Хотя переводить работу Сондхайма очень тяжело.

Но в классических мюзиклах даже поворот головы актера регламентируется…

Как работает система: если это «перенос», права категории «А», как в том же «Призраке оперы», то, безусловно, все должно быть идентично. Все Фантомы на всех языках мира одинаково обнимают Кристину и поют о своей любви. Это честно по отношению к зрителю. Если найден правильный градус результата, дальше зрителю должно быть одинаково хорошо в зале любой страны мира. В других случаях собственные находки не возбраняются.

Недавно ты лично познакомился с автором спектакля Стивеном Сондхаймом, о чем тебе хотелось с ним поговорить прежде всего? Открыл ли он какие-то тайны создания «Суини Тодда»?

Я показывал ему отрывки спектакля, эскизы декораций и костюмов. Какие-то вещи ему очень понравились. С некоторыми вопросами, которые мне были непонятны, я приехал к нему и получил ответы. Он живой классик современного театра. Есть всего три человека, к которым я отношусь на уровне фанатизма. Сондхайм — один из них.

Кто остальные?

На первом месте — Олег Павлович Табаков, которому я показывал свой спектакль и был счастлив невероятно. Второй — Сондхайм. Третий — Гарольд Принс. Он – потрясающий режиссер, невероятно талантливый, сохранивший в свои 90 лет какой-то мальчишеский задор, свежесть взгляда и выпускающий по два спектакля в сезон. Со всеми тремя мне посчастливилось встретиться и пообщаться.

Иммерсивность — для чего она в мюзикле? Она появилась, потому что это модно, потому что располагала площадка?

Я это сделал не потому, что это модно. Первый иммерсивный мюзикл, о котором знаю я – «Кандид», поставил его Гарольд Принс в 1978 году. Артисты тоже ходили среди зрителей и взаимодействовали с ними. Мне казалось, что наша история выходит на русском языке впервые, и она не простая, зрителю нужно помочь и воздействовать на него большим количеством выразительных средств. Именно поэтому родилась идея существования спектакля в зрительном зале. С другой стороны, я считаю, что ничего нового не придумано. Иммерсивный спектакль появился тогда, когда в церквях начали показывать рождественские постановки. То есть фишке-то довольно много лет. Да и жанр все время хочется двигать вперед, придумывать что-то новое. Я мечтаю сделать роад-мюзикл. Чтобы зрители могли сесть в большой автобус или поезд, и, передвигаясь из точки «А» в точку «Б», что-то создать. Возможно ли это? Черт его знает. Но мы попробуем. Возможно.

Сцена из мюзикла Стивена Сондхайма «Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-Стрит», Реж. А Франдетти

Финансовый успех постановки — это важно?  Или для тебя как для творца – это второй план?

Финансовый успех постановки важен для меня всегда. Мюзикл — коммерческий жанр. Он на порядок, а то и на несколько порядков, сложнее обычного драматического спектакля: в нем задействован живой оркестр, сложные декорации и костюмы, все это требует серьезных затрат. Мне важно, чтоб спектакль был не только способом моего самовыражения, но и театр получал от него свои дивиденды.

Театр на Таганке оказался удивительно подходящей площадкой для «Суини Тодда», как долго мюзикл будет играться здесь?

Весь театр положил столько сил, денег, нервов на то, чтобы результат был таким, как мы хотим его видеть. У нас декорация — совсем не репертуарного спектакля, а мюзикла ежедневного показа. Такое может позволить редкий театр. А Театр на Таганке — смог.
Мюзикл будет идти блоками. Технически невозможно утром показать детскую сказку, а вечером – «Суини Тодда».

Что планируешь поставить ещё?

Следом за премьерой «Суини Тодда», 29 января у меня очень важное событие — концертное исполнение оперы «Путешествие в Реймс» на исторической сцене Большого театра. Это невероятно волнующий опыт сотрудничества с главным театром нашей страны и его труппой. Затем я начинаю отсматривать спектакли фестиваля «Золотая маска», потому что в этом году – я в жюри. С 5 февраля начинается постановка оперетты Гилберта и Салливана «Микадо» в Екатеринбургском театре музыкальной комедии, к которому я тоже очень нежно отношусь. Так будет заканчиваться этот сезон. Дальше — посмотрим. Есть предложения и их, слава Богу, много.

Беседовал Александр Стрига
Фото: Александр Стрига, Всеволод Галченко

Метка Интервью, Театр

[fb-like-button]