Бабури на тему

Десятого ноября в клубе «Арена» будет презентация другого альбома. Он эстрадный, ритмичный, веселый. В нем мы используем кучу всяких инструментов. На этот раз, правда, мы немного изменили подход к записи. Раньше все делали «пакетом»: в одних условиях, с одними музыкантами, более логично подходили к процессу. А на этот раз решили делать запись в совершенно разных условиях, на разных студиях, с разными музыкантами. Что-то записывали на «Мосфильме», что-то – на студии у нашего друга, что-то – в Цент­ральном доме архитектора. Получилась такая большая творческая лаборатория, растянутая во времени и пространстве, в которой было задействовано очень много людей и музыкантов, что привело к неожиданным результатам. Поэтому я надеюсь, что и этот альбом тоже всех приятно удивит.

Я, когда слушаю некоторые ваши песни, порой думаю: прикалывается он, играет или всерьез поет?

Дело не в песнях. Во всем есть некая ирония. Этот язык – не назову его поэтическим, потому что не считаю себя поэтом, – это, скорее, язык поэта-песенника. Он для меня является единственным, и только на нем я могу объясняться. Я не могу писать серьезные песни, не умею писать песни социальные. А то, что я умею делать, –песни, написанные ироничным языком.

Есть ли среди ваших песен та, которую вы считаете самой веселой?

Нет, но есть ощущение, что целый пласт наших песен веселые-веселые! У них очень легкие тексты, где-то слова заменяют «бабурси» – особый язык, спасающий неумелого поэта, который начинает сочинять какие-то несуществующие слова.

А вот эта песня, я бы даже назвала ее «песнь», на которую вы сегодня снимаете клип, тоже с иронией?

Конечно! Это во многом вариация на тему классического романса Серебряного века и стихов того времени, которые, казалось бы, по настроению напыщенны, наполнены самыми страстными эпитетами, но при этом в них видна некая оторванность автора от текста. Не то, что наболело, но отстраненный взгляд от того, что ты делаешь, – такой элемент (извините за громкие слова) творческого метода. Так что легкая ирония во всем этом присутствует. Но это не стеб, очень часто путают эти понятия. Стеб – когда адресно кого-то хотят конкретно опустить.

А ирония – это и есть некая отстраненность, индифферентность: когда человек рассказывает о чем-то, что ему очень важно, но делает это, давая себе оценку. Такой уход от пафоса. Хотя пафос – это огромная глыба, которая есть и в музыке, и в стихах, и в живописи – во всем. Например, симфонический оркестр – вещь пафосная по определению.

Вы работаете над голосом?

Я учусь в Гнесинской академии по классу академического вокала, развиваюсь! Опера – целый пласт музыки, которую я обожаю, которую хочется петь. Именно поэтому я учусь.

С кем вы работаете? Какие у вас в коллективе отношения, кроме трудовых?

Отношения, конечно же, разные, потому что за пять лет поменялось много людей. Мы играли с прекрасными музыкантами в разное время по разным причинам. Составы менялись. Сейчас у нас 7–8 человек на сцене. Такой небольшой оркестрик. Дима Тюзе с нами на больших концертах играет. Коллектив сплоченный, но бывают и творческие разногласия. Когда много состоявшихся профессионалов, «противотечения» неизбежны.

Как вы выходите из этих «противотечений»? Скандалите?

Иногда скандал – лучший способ сохранить хорошие отношения. Но мы стараемся не обижаться друг на друга, а переводить все в конструктивную форму, воспринимать критику как желание помочь. Это непросто, но это работа.

Метка Интервью, музыка