Гурченко и повар с Сириуса

[one_half]Утром звезда проснулась на автомате. Собралась, доехала на троллейбусе до театра: спектакль тоже был отыгран на автомате. В голове стучала одна мысль, заставившая Гурченко позабыть о профессии, которая еще вчера составляла смысл жизни. «Неужели, правда?»
Через четыре дня повар объявился. Люся решила вести себя так, будто ничего не случилось: «Жду тебя в пять, дома, захвати берлинские пирожные – в “Национале” всего по рублю упаковка на вынос». Объект позвонил в дверь. Люся поймала себя на мысли, что никогда не испытывала такой страсти. Однако, пробираясь сквозь страсть, как путник сквозь ураган, все же нашла в себе силы спросить:
– Подожди, любимый, то, что ты вчера говорил, – правда?
– Люсь, пойми меня правильно, Земля – не моя планета.
– Ты что, не русский? – отреагировала Людмила первым вопросом, что пришел в голову.
– Я не русский и не американский, – сказал повар, – я инопланетянин. И ты права: с Сириуса.

И тут Люся впервые за время общения себя не сдержала. Сорвалась.
Как только она его ни обзывала – и скотиной, и слизью с яйцами, но повар продолжал настаивать: мол, он инопланетянин, хоть кол на голове теши! Выкрикивая все эти ругательства, Людмила поймала себя на мысли, что по уши втрескалась. И даже поверила, что он сам верит в ту чепуху, которую произносит: «Значит, будем лечить!»
И затаскала звезда своего возлюбленного по врачам. Однако вердикт был: здоров как бык, либо притворяется, либо действительно инопланетянин. «Здоров как бык, – сказал Людмиле светила психиатрии профессор Снежневский. – Почему бы не допустить, что он действительно прибыл к нам с другой планеты?» Люся сочла, что ей недосуг советовать профессору Снежневскому самому обратиться к психиатру.

[/one_half][one_half_last]На следующую ночь, когда она обнимала своего любимого, за окном возникло фиолетовое зарево.
«Началось», – только и сказал повар, протянув руки к окну. За окном все раз – и погасло. Будто весь город обесточили.
Людмила очнулась в металлическом саркофаге со стеклянной крышкой. Актриса встала и сомнамбулически пошла по длинному коридору. Везде сновали люди в скафандрах. Антураж был похож на глобальную свалку металлолома. Кто-то дотронулся до ее плеча.
«Это я», – сказал кто-то в скафандре. Гурченко обернулась и за стеклом шлема с трудом узнала любимое лицо. Насекомое-богомол проглядывало в нем с предательской отчетливостью.

– Извини, что пришлось тебя переместить к нам без разрешения, – сказал он. – Но только ты можешь помочь.
[/one_half_last]