По следам вдохновения

15 мая 2014 года в Концертном зале имени П.И. Чайковского пройдет «Кадиш-Концерт. От молитвы к симфонии», приуроченный к 70-летию освобождения Одессы от фашистских захватчиков и спасения оставшихся в живых узников одесского гетто. На сцену поднимутся талантливые музыканты из разных стран, одним из которых является молодой российский пианист, внук и ученик знаменитого педагога Веры Васильевны Горностаевой, лауреат множества премий Лукас Генюшас. Специально для читателей Eclectic он рассказал о грядущем выступлении, своей гражданской позиции и особенностях воспитания юных музыкантов.

Лукас, скажите, пожалуйста, что вас привлекло в концепции «Кадиш-Концерта» и какую музыку вы будете на нем исполнять?

Меня пригласили поучаствовать мои друзья, устроители концерта, и я заинтересовался идеей. Я с большим интересом и уважением отношусь к культуре еврейского народа – тем более, будучи музыкантом, понимаю, что евреи сыграли в истории классической музыки важнейшую роль. Стоит назвать Артура Рубинштейна, Яшу Хейфеца, Владимира Горовица, композиторов Мендельсона, Малера. Один из ярчайших наших современников – это выдающийся автор Леонид Десятников, чье произведение «Как старый шарманщик…» тоже будет исполняться в концерте. Еще мы сыграем любимую мной Еврейскую увертюру Прокофьева, написанную для фортепиано, струнного квартета и кларнета, впоследствии обработанную автором для симфонического оркестра и ставшую довольно популярной. Мне представится редкая возможность сыграть с выдающимся виолончелистом современности Мишей Майским, одним из значимых гостей концерта. Мы исполним две еврейские мелодии Равеля, написанные для голоса и фортепиано, но часто звучащие в исполнении виолончели и фортепиано. Кадиш – это еврейская молитва, у которой существуют разнообразные версии. В искусство музыки кадиш пришел в первую очередь через пение (молитва иногда исполняется нараспев), эмансипировавшись и став самостоятельным жанром.

«Кадиш-Концерт» неразрывно связан с темой Великой Отечественной войны. Кого-то из ваших родных затонула эта ужасная катастрофа?

Родных со стороны мамы, то есть русскую часть моей семьи, война практически не коснулась. Мою бабушку эвакуировали вместе с ее матерью в Пензу – именно туда была увезена Центральная музыкальная школа. Они провели войну там и до известной степени находились в безопасности. Что касается семьи отца, там история поинтереснее. Мой дедушка был очень крупным литовским дирижером. Он всю жизнь работал в Вильнюсе, в оперном театре. Когда началась война, ему был двадцать один год. В то время он занимал в театре должность концертмейстера. Все эти бомбежки ему хорошо запомнились. Причем он находился на территории Литвы, которая была «в подвешенном состоянии». Приходили то советская власть, то немцы. Постоянное состояние неразберихи, неопределенности и страха – сущий ад… Дедушка прошел через это и многое рассказывал.

Сможет ли, на ваш взгляд, человечество переосмыслить опыт прошлых ошибок после кошмара Второй мировой войны и массы конфликтов, сопровождавших ХХ век?

Очень хороший вопрос. Я думал об этом последнее время, наблюдая за тем, что происходит сейчас на Украине, да и не только там. Я не могу понять этих людей с той точки зрения, что все они в большей или меньшей степени знакомы с историей ХХ века. И как этим людям может прийти в голову – даже учитывая всю агрессию, все политическое напряжение, и несогласие, и протест, который зреет внутри, – прибегать к безобразному насилию, которое творится?.. В моей голове это не умещается. Оглянитесь и посмотрите, к чему приводят эти войны, революции и любые вооруженные конфликты. Неужели есть такие мотивы, которые могут подвигнуть людей браться за оружие? Я этого совершенно не могу понять, этот вопрос меня постоянно мучает. Думаю, это какое-то недоразумение, которое должно мирно разрешиться. Я не верю, что люди могут окунуться в этот кошмар снова. Хотя, если возразить самому себе и взглянуть на ту же самую историю, то поймешь, что цикл идет за циклом и человечество снова и снова повторяет свои ошибки. Но я в этом участвовать отказываюсь. Никакая политическая идеология, никакой протест, никакие нравственные несогласия не могут служить оправданием тому, что происходит.

Вы занимаетесь музыкой с пяти лет. Наверное, в детстве вас, как любого ребенка, тянуло поиграть в футбол, полазить по деревьям и так далее. Как это уживалось с фортепиано?

Эта проблема встает перед каждым ребенком на определенном этапе, если заниматься музыкой профессионально. Особенно если родители и педагоги хотят, чтобы ребенок шел по данной дороге всю жизнь. Сложности были и у меня. С моим довольно благосклонным характером я всегда поддавался на какие-то влияния, и с точки зрения профессионального роста это было хорошо. Потому что без тех необходимых жертв, которые приносятся в таком случае, не будет необходимого результата. Благодаря тому что меня «склоняли к жертвам», сейчас я имею профессию и реализацию в настоящем смысле этого слова и могу жить, занимаясь только своим делом, что в наше время исполнителю классической музыки нелегко в материальном плане. Тянуло меня на разные вещи; были и увлечения, и конфликты на этой почве. Но та концентрация на музыке, которая всегда была инициирована либо педагогами, либо уже мной в более сознательном состоянии, являлась определяющим фактором. Можно говорить о таланте, но талант – это труд.

Существует мнение, что когда человек полностью погружается во что-либо, ему приходится выбирать между своей деятельностью и личной жизнью. Вы согласны с подобной позицией?

Тоже очень важный момент. Личная жизнь встает на пути профессиональной. Это извечный вопрос, и в моей судьбе он тоже возник. Слава богу, я встретил такого человека, который не просто понимает, а создает мне все необходимые условия для занятия любимым делом. Моя будущая жена разделяет мои взгляды и потому, что сама является музыкантом. Она занимается в большей степени педагогикой, чем исполнительством. Это делает возможным наш образ жизни, потому что я все время нахожусь в путешествиях и выступлениях. Конечно, когда мы познакомились, у нас были всякие проблемы. Мне действительно повезло, потому что сложно найти человека, который будет соответствовать тебе в нужном смысле. Думаю, не каждый на это способен, поэтому я очень ценю наши отношения.

Лукас, творческий человек должен иметь активную гражданскую позицию?

Мы идем по самым острым вопросам. Я считаю, что позиция любого умного, мыслящего человека не может быть однозначной. По крайней мере, я никогда не сталкивался с по-настоящему умными людьми, которые с пеной у рта отстаивали бы какую-то гражданскую точку зрения. Я считаю, что суть – в поиске, в сомнении. Как сказал Анатоль Франс, «Сомнение – это привилегия интеллекта». Позиция не может быть твердой, однозначной, четкой. Мы на то и творческие люди, чтобы находиться в каком-то поиске точной вибрации. Если меня спрашивают о каких-то конкретных вещах с точки зрения гражданской позиции, то я даю ответ таким образом, чтобы он отражал сразу две-три стороны вопроса. В конечном итоге иметь свое мнение очень важно и не менее важно быть в курсе. Тотальная изоляция от вопросов политики и общества у людей в сферах искусств ни к чему хорошему не ведет. Есть отшельники, занимающиеся только творчеством, но я не уверен, что это единственно верный путь. Конечно, для нас важна определенная отчужденность, изолированность. Взгляд вовнутрь, а не вовне. Но быть в курсе необходимо – без этого ты выпадаешь из контекста. Мне кажется, что творческий человек не должен вступать в какую-либо политическую организацию, партию. Другой вопрос, что многие известные музыканты взаимодействуют с политикой, оправдывая это готовностью и желанием помогать искусству, быть таким образом проводниками финансовых потоков из правительства в культуру. Такая позиция может вызвать сомнения: насколько это вопрос личного обогащения, а насколько – благотворительных целей. Я со своей стороны буду всегда пытаться избегать каких-то политических взаимодействий. Хотя, например, Шостакович был вынужден вступить в коммунистическую партию и представлять всему миру ее интересы, будучи при этом глубоко антисоветским человеком по своей природе. Это очень сложный и острый вопрос.

Вы планируете впоследствии реализовать себя как композитор?

У меня есть определенные поползновения в эту сторону, не связанные с написанием классической музыки. Это, скорее, смежные проекты, связанные с электроникой, джазом.

Помимо всего прочего вы известны как выдающийся исполнитель Шопена. Что вас связывает с этим композитором?

Так получилось, что я стал лауреатом конкурса Шопена в 2010 году. Это один из самых важных конкурсов в мире фортепианной музыки. Я получил серебряную медаль, и это «клеймо» прикрепилось ко мне, хотя мои интересы не ограничиваются музыкой Шопена и мои фортепианные достижения лишь отчасти связаны с его творчеством. У Шопена есть особенный, неповторимый стиль, передать который в точности мало кому удается. Сложность – в естественности, гармоничности и безупречном вкусе его музыки. Мы никогда не можем сказать стопроцентно, что вкладывал в произведение автор. Мы можем передать концепцию с наибольшей близостью к его стилю так, как нам кажется сейчас, но не как казалось тогда ему и его окружению. Какие бы ни ставились задачи, исполнение Шопена – это что-то особенное. Оно требует невероятного чувства меры, вкуса. Вероятно, у меня есть определенный комплекс качеств, которые хороши для этой музыки, что было в некоторой степени «авторизовано» моей премией. Поэтому я много играю Шопена, и многие люди хотят его слушать. Шопен приветствуется публикой больше, чем многие другие авторы – наряду, конечно, с Моцартом, Бетховеном, Чайковским…

Как вы готовитесь к выступлению? Может, у вас есть какие-то обязательные ритуалы?

Лучше всего перед выступлением находиться в одиночестве. Несколько часов лучше ни с кем не разговаривать. Это создает концентрацию и помогает потом в процессе игры. Общаясь с кем-либо, ты тратишь много энергии, и потом ее неоткуда взять. Мой отец – он тоже пианист – рассказывал, что перед одним из концертов, который он запомнил как лучший в своей жизни, он по стечению обстоятельств ни с кем не общался несколько дней. Это создало мощный концентрированный поток, сыгравший на выступлении свою роль. Но бывает и так, что ты измотан, изможден, а на сцене внезапно открываются невообразимые состояния. Музыкальное исполнительство тесно связано с энергетикой и психологией.

Лукас, вы гастролируете по разным странам. Чем, на ваш взгляд, публика в них отличается друг от друга?

Публика, конечно, везде разная, хотя имеется и много общего. У исполнителя к публике главное пожелание – сидеть и слушать, по возможности не издавая никаких побочных звуков. Дыхание, атмосфера и звук зала везде разные. Самая идеальная, стерильная в каком-то смысле публика находится в Японии. Там у людей невероятная внутренняя дисциплина. Тишина иногда достигает таких масштабов, что создается ощущение, будто ты один в зале. Полторы тысячи человек не издают ни малейшего звука. Но там существует проблема эмоциональности. Японцы не высказывают свою реакцию. Особенно в провинциях. Хотя в Токио публика более подвижная. Россия может похвастаться очень высоким уровнем понимания. Нашу академическую культуру невозможно искоренить. В России уникальная система начального музыкального образования. Нигде в мире нет такого количества музыкальных школ – ни в Америке, ни в Японии, ни в Европе. Может, наша публика не настолько внимательна и сосредоточенна, но понимание и уровень культуры сравним разве что с Германией.

Обычно «багаж» музыкантов полон веселыми и грустными историями из гастрольной жизни. Можете рассказать одну из них?

Со мной дела обстоят проще, так как я езжу без инструмента. У меня меньше таких историй в отличие от тех, кто возит с собой скрипку или тем более виолончель, для которой в самолете нужно отдельное место и, соответственно, отдельный билет. Конечно, гастрольная жизнь наполнена разными приключениями. Например, бесконечные проверки в аэропорту, во время которых иногда отнимают какие-то вещи. Еще был замечательный момент года четыре назад в Петербурге. Я ехал с костюмом на генеральную репетицию в день концерта. Мне попался очень общительный водитель такси, и, заговорившись с ним, я забыл в машине костюм. Слава богу, проблему удалось разрешить: это был концерт с оркестром, и один из оркестрантов пожертвовал мне костюм. Так вот бывает.

Классическую музыку «хоронят» уже много лет. Как вы думаете, уступит ли она когда-нибудь место другим, более современным направлениям?

Сложно сказать. Разве люди смогут забыть культуру Древней Греции? Или эпоху Ренессанса? Мы, европейская цивилизация, обращаемся к культуре античности чуть ли не каждый день, будь то философия, поэзия или любое другое искусство. Врачевание, медицина – все восходит к Древней Греции, как и Ренессанс. Мы не можем жить, не обращаясь к нему. Искусство музыкального исполнительства и сочинительства никогда не будет возможно без той великой истории классической музыки, которая живет и будет жить.

Как вы относитесь к критике в свой адрес?

С большим интересом и готовностью выслушать, понять. Я еще довольно молод, и сказать, что в моем послужном списке большое количество рецензий, нельзя. Пока что я только собираю материалы о себе. Если тебя критикуют – значит, есть за что. Ты должен прислушиваться и находить причинно-следственную связь.

Лукас, как вы проводите свободное от музыки время – если такое, конечно, остается?

С самого детства очень люблю свою дачу. Как только выкраиваются два-три свободных дня, я туда еду. Там у меня есть возможность и для работы, и для расслабленного отдыха, слияния с природой. Вообще люблю все, что связано с хорошим воздухом. Когда ты проводишь большую часть времени в мегаполисе, нет ничего лучше, чем поехать хотя бы на дачу, а еще лучше – в горы. К счастью, меня гастрольная жизнь в такие места иногда забрасывает – как, например, Кисловодск. Я специально провожу там дополнительный день, чтобы немного отдохнуть. Только что я вернулся из Америки, из штата Юта. Там была возможность продышаться чуть-чуть. Однажды побывал в Альпах. А еще люблю плавание, хорошее кино.