Любовь Агафонова: «У меня всегда была мечта делать нечто невозможное и удивительное»

Любовь Агафонова – искусствовед, галерист, коллекционер, человек очень увлеченный, эмоциональный и энергичный. В интервью порталу ECLECTIC она рассказала, как пришла в арт-бизнес, о своих нынешних музейных проектах и о том, что без вдохновения жить невозможно. Поведала как совершила на 50 рублей свою первую коммерческую сделку и почему она не стала балериной, но до сих пор крутит фуэте.

Любовь Агафонова

Вы являетесь владелицей галереи «Веллум», которой уже 23 года, а также руководителем по развитию художественных проектов музея «Дом русского зарубежья им. Александра Солженицына». Какие основные искусствоведческие темы входят в круг ваших интересов?

Я занимаюсь именно художественными проектами, которые должны рассказать широкой публике об удивительном явлении – русской культуре, которая формировалась за рубежом с конца ХIX в. до середины ХХ в. Именно той русской культуры, о которой, будучи в эмиграции, говорил Дмитрий Мережковский: «Мы не в изгнании, мы в послании». У нас, к сожалению, нет картинной галереи русского зарубежья, в которой можно посмотреть на то развитие, динамику культурных процессов, которые были заданы на рубеже XIX-XX вв., но которые разделились на советский период творчества и зарубежный. Художественное наследие русского зарубежья мало исследовано, но очень коммерциализировано. А картины таких художников как Александр Альтман и поздний Николай Синезубов, эмигрантские рисунки Юрия Анненкова покупаются и приносят удовольствие частным коллекционерам. Но практически не представлены в государственных институциях.

Как вы пришли в эту сферу и стали успешным коллекционером и галеристом? Расскажите свою историю.

Есть очень хотелось.

Серьезно? А поподробней.

У меня всегда была мечта делать нечто невозможное и удивительное. Когда я была еще студенткой-старшекурсницей, меня, как молодого специалиста, назначили преподавателем мировой художественной культуры в школе, старые учителя со стажем не хотели этим заниматься. Я как раз преподавала общие дисциплины, а новые дисциплины, типа МХК никому не были интересны. Помните, у нас рисование и музыка заканчивались в 6-м классе. И директор выбрал самого молодого и беззащитного, то есть меня, к тому же я тогда была беременна. Еще не было программы. Мне пришлось формировать ее на основе тех семинаров и лекций, которые я посещала вечером, а утром я своим старшеклассникам рассказывала то, что я только что услышала и прочла. Повезло тем, кто проучился в десятом-одиннадцатом классе, закончили у меня Возрождением, а тем, кому не повезло, ушли с ассирийцами и шумерами.

Вообще, было очень интересно. Когда в 1996-м году я родила ребенка, на преподавательскую зарплату жить было невозможно. И как-то в субботу ранним утром меня пригласили на вернисаж в Измайлово, в кармане с собой у меня – всего 50 рублей. Был выбор купить на эти деньги кофе и бутерброд или абрамцевскую полку. Я выбрала полку, а не бутерброд. Купила ее за 50 рублей, потому что я понимала, что покупаю: эта прекрасная абрамцевская аптечка была сделана по эскизам Елены Поленовой. И через 15 минут я продала ее за 350 рублей!

С этого все началось?

Я терпеть не могу продавать. Собирать – это была всегда моя мечта. Первый раз купила работу в десятом классе, кое-какие деньги были, после смерти папы я получала пособие. Моя семья любила магазин «Букинист» в Столешниковом переулке. И я там очень часто бывала. И мне так хотелось что-то иметь на стене. Денег хватило только на литографию – на ней был изображен Иван Сусанин, умирающий от рук польских интервентов. Первая покупка коллекционера была у меня много лет, а потом, к сожалению, потерялась при переезде.

Какая концепция галереи «Веллум»?

Галерея – это культурная институция и коммерческая организация, которая позволяет заработать на жизнь. Мне многие говорят (и я это понимаю), что, если ты занимаешься продажей искусства, не надо никому рассказывать, что ты коллекционер. Потому что все подумают, что лучшее ты оставляешь себе. На самом деле все как раз наоборот. Жажда иметь произведение искусства на стене была равнозначна прочтению моей новой книги и любви к буквам и их артикуляции. Я всегда писала, смотрела кино, любовалась картинами и этим миром, вовлеченным в мою душу. Пыталась все отдать людям. Если бы мне не нужно было зарабатывать деньги, я не стала бы ничего продавать. Изначально все, что я покупала, было связано с моими интересами, профессией, и, в первую очередь, с моими духовными приоритетами. Более двухсот проектов за двадцать лет – это очень много. Меня за это ругают. Зачем, Агафонова, ты так много делаешь, количество не переходит в качество. И да, и нет. С опытом начинаешь понимать, что и когда делать. Приходит и умение, и чувство того, что ты делаешь. О чем-то жалею, какие-то возможности и деньги потеряла на ошибках. Но тем не менее смогла собрать коллекцию, вернуть в культурное пространство наследие нескольких художников, начиная от русского космиста Бориса Смирнова-Русецкого и художницы русского символизма Александры Коноваловой, до целой плеяды еврейских художников, таких как Анатолий Каплан, Абрам Моносзон. Работы этих художников я показывала 15 лет в Литературном музее, потом в Центральном доме художника. Снимала фильмы. В целом, это история возвращения некоего контента прошлого в современный обиход. Моя концепция была такова. Но она была из головы, из книг, образования и приоритетов.

---

---

Обратили внимание на недавнюю выставку, прошедшую в вашей галерее «Ars Sarta Nova. Религия и символы в искусстве шестидесятников».

Это второй проект серии фестивалей, посвященных музыке и изобразительному неофициальному искусству послевоенного поколения художников и композиторов. «Второй авангард» – неприемлемое название – это мое мнение как искусствоведа. Гуманитарная наука позволяет иметь разное мнение – нонконформисты-шестидесятники продолжали ту удивительную предреволюционную важнейшую традицию начала ХХ века, которая, как азбучная истина иллюстрируется картинами Зверева, сделанными под воздействием произведений Любови Поповой, Ольги Розановой из коллекции Георгия Костаки. Кстати, этот великий коллекционер, в свою очередь, говорил, что лучшим в русском искусстве была абстрактная живопись.

Анатолий Зверев был темпераментный как артист, был сгустком энергии, жизни и возможностей, мог поэтизировать любую форму хоть на бумаге, хоть на холсте. И это как раз яркий пример преемственности – как русское геометрическое, философское, почти космическое сознание в живописи передается поколению людей, родившихся перед войной, начинавших свою карьеру сразу после Фестиваля молодежи и студентов (1957 г.), когда зарожденная в России абстракция вернулась к нам в качестве произведений, например, Поллока и Ротко, привезенных на американскую выставку в Москве в 1959 году. На ту выставку попадают Владимир Яковлев, Анатолий Зверев и Евгений Михнов-Войтенко. Они начинают цитировать и повторять этих американцев. А Зверев вообще говорил как человек очень неистовый – «я тоже так могу и даже лучше». И они смогли! Это отдельная история – возвращение чистого искусства.

А почему этот проект был посвящен именно религиозному искусству? В 1960-70-е годы в атеистическом государстве упоминание о символе, кресте, об иконе являлись неким диссидентством, уходом творца от душной повседневности. Это не всегда настоящая вера, как по Дмитрию Плавинскому – это погружение в философию, это картинка, жонглирование словами, но сделано не всегда глубоко разбирающимися в религии людьми, родившимися в советском государстве. Художники находили старые книги в заброшенных деревнях или покупали их у старух «за рубль». Многие из них еще и спекулировали иконами и антиквариатом и, сталкиваясь с этой «старой жизнью», которая была всего 50 лет назад, они ее внедряли в свое творчество. Подобные поиски на грани фарса и откровений происходили и в музыке.

Кстати, если заговорили о музыке, помните фильм «Бег», – музыка к нему была создана прекрасным композитором Николаем Каретниковым. Но никто не знал, что такие композиторы писали и что-то запрещенное.

В 2022 году мы вместе с Фондом Николая Каретникова сделали в Малом зале консерватории первый фестиваль с концертами духовной музыки шестидесятников и выставкой. Многие впервые услышали эту музыку – стихиры Великого поста. А в этом году прошли три концерта в Концертном зале им. П. И. Чайковского. И все они собрали аншлаги. Выставка в галерее – шла уже как параллельная программа у меня в «Веллуме». Издали совместный альманах. Этот проект будет иметь и продолжение, как музыкальное, так и выставочное.

---

---

В вашем послужном списке около 100 организованных выставок в Москве и в других музеях страны.

Еще 6 лет назад у меня не было своего выставочного зала. Проекты делались в музеях, в ЦДХ, на площадках галерей моих друзей. Особая благодарность филиалу Гослитмузея «Дому И.С. Остроухова в Трубниках». Впервые там были показаны и работы художницы Серебряного века Александры Коноваловой (мое открытие), и художников ВХУТЕМАСа. Немало выставок прошло в «Музее Востока». А в «Русском музее» я открыла ученика Репина – Николая Шестопалова. И одновременно делала выставки шестидесятников, имена которых были на слуху.

Каким проектом вы особенно гордитесь?

Знаете, как у коллекционера, любимая картина, которую купил последней. Сейчас в «Доме русского зарубежья» я делаю серию проектов о русских деятелях культуры, которые повлияли на художественные процессы и в Москве, и в Харбине, и в Нью-Йорке, и в Париже. Мы перефразируем Николая Рябушинского, который говорил – мой журнал «Золотое руно» будет известен и в Европе, и в Америке, и в Японии.

Первая история – это Константин Коровин. Мой дебют, как писателя и исследователя, связанный с многогранной личностью Коровина, состоялся 8 лет назад. Каждый год 5 декабря в его день рождения я делаю выставку его круга. Это и выставки, и фильмы, и литературные чтения. Коровин – литератор, Коровин – человек, который создал новую сценографию, Коровин – темпераментный любовник, Коровин друг Чехова и Левитана, Шехтеля и Шаляпина; без этой дружбы и этой «тусовки» не родилось бы гениальное произведение мировой драматургии – пьеса «Чайка», которую так любят ставить в театрах всего мира. Коровин знакомил людей между собой, и эти встречи и знакомства влияли на новое искусство. Когда Константин Алексеевич практически ослеп, уже в эмиграции, в Париже, он, по своему темпераментному характеру, не мог не творить: в этот год родился большой русский писатель Константин Коровин. Его фантазии-воспоминания о прошлой России – выдающийся памятник литературы русского зарубежья, написанный великолепным языком.

Другой недавний проект был связан с именем и творчеством Николая Рябушинского – мецената, издателя знаменитого журнала «Золотое руно», имя которого было забыто в большевистскую эпоху. Именно Рябушинский на выставке «Голубая роза» продает Ивану Морозову картину Ван Гога «Ночное кафе в Арле».

Первым, кто «монетизировал» в России импрессионистов, были отнюдь не Морозов и Щукин, а Рябушинский. Об этом, на основе документов и свидетельств, рассказывает моя книга, изданная к этому проекту.

А недавно был снят по моему сценарию и вышел в прайм-тайм на Первом канале документальный фильм «Ловцы солнца» (ведущий и сопродюсер Валдис Пельш). Это фильм о среднеазиатском периоде творчества трех русских художников – последователях авангардных традиций. О том, как Александр Волков, Виктор Уфимцев и Александр Николаев (Усто Мумин) повлияли на развитие художественной культуры Средней Азии.

В конце ноября мы откроем в Доме русского зарубежья выставку «Прикоснувшиеся к солнцу», уже третий проект, в этой серии и будет издана третья книга, которая сейчас готовится.

 

---

Блиц

---

Помните ли свою первую выставку?

Выставка художника Константина Зефирова – это художник и график, один из учредителей объединения «Маковец». Его рисунки, карандашные наброски и пейзажи, написанные в Тамбовской губернии вместе с его другом Артуром Фонвизиным, – были столь выразительны, что о моей дебютной выставке даже сразу написали в «Коммерсанте», за что я очень благодарна Татьяне Маркиной, тогда там работавшей. Выставка, кстати, была организована в небольшом выставочном пространстве, которое называлось «Дом антиквариата», и располагалось в «Детском мире».

Любимый предмет в школе

История и литература.

Яркое воспоминание из детства

Мне 3 года: я деду читаю. Первое произведение А.С. Пушкина «Песнь о вещем Олеге». Читать не могу, когда вижу картинку в книге: белый череп коня, сафьяновый сапог и синяя, жуткая с фиолетовым отливом змея, вылезающая из глаза черепа — иллюстрация А.П. Бубнова, мой первый триллер. Проходит 30 лет, я покупаю через дилера графическое наследие А.П. Бубнова, и там вижу эту работу. (Любочка испугалась).

Любимый художник

Михаил Врубель.

Любимые книги

«Чётки», «Anno Domini» и «Вечер» Анны Андреевны Ахматовой. Сергей Довлатов весь – от «Иностранки» до «Заповедника».

Стиль одежды, любимый аксессуар

Стиль одежды меняется в зависимости от времени, места и моего настроения. Любимый аксессуар – бриллианты, как у любой женщины.

Вы рисковый человек?

Конечно.

Попадали ли вы в форс-мажорные ситуации?

Постоянно. Получать на голову форс-мажор и выходить из таких ситуаций с достоинством победителя – это нормальное состояние любого руководителя. Живу как на вулкане, но научилась пользоваться его энергией, а не сгорать. Если я сгорю, кому будут интересны мои художники и мои проекты?

При таком плотном графике работы, как вам удается так выглядеть и быть в отличной форме? Есть секрет?

Трехразовое питание.

Высококалорийное?

Понедельник, среда, пятница.

В остальные дни – вода и свежий воздух?

Свежий воздух редко – некогда. Я искренне люблю живопись, она дает мне энергию. Хочу процитировать коллекционера Игоря Барышева, моего давнего знакомого: «Картину купил, день жизни продлил».

Еще я пью 25 чашек кофе и кручу фуэте. Я в детстве занималась хореографией. Балериной стать не могла, потому что на занятиях весь кордебалет двигался в одну сторону, а я «выпиливалась» в другую.

На шпагат садитесь?

Нет, лень, но растяжка и плие остаются ежедневно. И так с трех лет. Эти движения запускают мозг. И когда я пишу тоже.

Нина Васильевна Чистова – балерина, в прошлом солистка Большого театра, мама моего близкого друга Саши Мессерера, на меня до сих пор ругается: «Приходи, надо корректировать». А я все на пятку наступаю.

 

 

Беседовала Людмила Зарубинская
Фото из архива Любови Агафоновой

Метка Галерея Веллум, Интервью, Любовь Агафонова, современное искусство